Йорген Расмуссен – «Провокативный гипноз». Перевод книги Provocative Hypnosis

Друзья, перед вами постепенно дополняемый текст перевода книги Йоргена Расмуссена «Provocative hypnosis», которая пока неизвестна русскоязычным читателям.
Сайт автора книги: https://provocativehypnosis.com/

Автор перевода – Дмитрий Сычев
Если вам интересны провокативные методы, добро пожаловать на наши учебные курсы по провокативной терапии!

***

Предисловие Джона Гриндера

Тебя, читатель, ждет сюрприз — это гениальная вещь. Возьмите парня, не обремененного теорией, с превосходной сенсорной остротой и большой гибкостью, дайте ему набор паттернов — смесь классического и Нового Кода НЛП — и отпустите на свободу. О да, хорошо что он бесстрашен, то есть, беспокойство о неудачах — это не то, что он привносит в процесс, а еще весьма кстати, что он со здоровым пренебрежением относится к традиционному лечению.

Описанные им случаи спровоцируют, вдохновят, смутят, рассердят и изумят вас — простым русским (английским) языком он расскажет, на что он обращает внимание, как он с ними разбирается, как он принимает решения и как быть, если ничего не сработало.

Когда несколько десятилетий назад мое внимание привлекла сфера работы с людьми, я был поражен открытием, что среди многих практикующих эту работу превалировали некие заветы, как точно обозвала их Вирджиния Сатир. Вот они в форме псевдо-силлогизма:

• Если вы знаете (сознательно), что вы делаете в процессе работы с людьми, вы манипулируете
• Манипуляции — это плохо
• Значит, вам не позволено знать, что вы (сознательно) делаете, работая с людьми

Мне сложно представить заветы, более эффективно тормозящие прогресс в любой области человеческих устремлений.

Одно из явных намерений книги “Структура Магии”, которую сотворили мы с Бэндлером, было создать словарь, который служил бы описательной основой для разумного обсуждения с реальными практикующими агентами перемен тех паттернов, которые доступны практикующим трансформационную работу.

Я не считаю, что это нам полностью удалось, однако появилась какая-то готовность обсуждать практические случаи не только лишь на уровне теории.

Мы, к счастью, вышли за пределы этих заветов, так точно сформулированных Сатир.

Помимо нашей общей очарованности “невозможным”, и Йорген и я яростно отрицаем один из видов профессионализма — тот профессионализм, который настаивает на стандартах лечения, который отдает приоритет (или вообще уделяет какое-либо внимание) некой интеллектуальной стройности — независимо от требований и в ущерб задачам клиентов, с которыми мы работаем.

Особенно мы выступаем против такого профессионализма, который запирает агентов перемен в жестко ограниченные коробочки традиционных интервенций, вроде понимания, эмпатии, поддержки клиента. Мы можем выбирать и это, но это лишь маленькая часть из очень широкого доступного нам множества выборов. Да, безусловно, есть клиенты, которые нуждаются именно в этом, но обычно им чертовски нужно и куда больше, причем того, о чем не пишут в традиционных материалах. Так что читая эту книгу, подмечайте, где Йорген перешагивает ваши личные ограничения, и применяйте демонстрируемые паттерны к самим себе.

Вот она перед вами, славная в своей неаккуратности цепочка приключений, призванная развлечь и возмутить вас. Важно, что Йорген дарует тебе, читатель, привилегию сопровождать его в этих путешествиях своим грубоватым, конкретным и честным монологом, из которого и состоит эта книга.

Соблюдайте осторожность, идите и выясните сами!

Джон Гриндер

Bonny Doon, Калифорния, 2008

Хвалебные отзывы

Тебя, читатель, ждет сюрприз — это гениальная вещь. Возьмите парня, не обремененного теорией, с превосходной сенсорной остротой и большой гибкостью, дайте ему набор паттернов — смесь классического и Нового Кода НЛП — и отпустите на свободу. О да, хорошо что он бесстрашен, то есть, беспокойство о неудачах — это не то , что он привносит в процесс, а еще весьма кстати, что он со здоровым пренебрежением относится к традиционному лечению.

Описанные им случаи спровоцируют, вдохновят, смутят, рассердят и изумят вас — обычным простым русским (английским) языком он расскажет, на что он обращает внимание, как он с этим разбирается, как он принимает решения и как быть, если все это не сработало.

Джон Гриндер, сооснователь НЛП

Йорген написал одну из ярчайших, полезнейших, здравых книг по методологии и применению НЛП, которые я прочел за прошедшие два десятка лет изучения этой темы. Этот парень не просто показывает вам техники — он объясняет способ мышления, который в техниках обретает свое выражение. В высшей степени рекомендую.

Росс Джеффрис, создатель Speed Seduction

В этой книге множество идей, с которыми я категорически не согласен. Но я практикующий гипнотерапевт, и каждый день вижу реальных клиентов. Я получаю свой гонорар, только если они получают в точности то, за чем пришли. Для такой работы мне нужны инструменты. Техники, которые Йорген описывает в “Провокативном гипнозе”, работают. В этой книге упаковано больше цельной, полезной информации, чем в любой другой книге по НЛП или гипнозу, которую я читал, или семинаре, который я посетил (а я учился у людей с самыми громкими именами в этой области). Так что даже несмотря на то, что по-моему иной раз он выходит за грань, я рекомендую эту книгу. Эксперту, работающими с живыми платящими клиентами я рекомендую книгу из-за инструментов. Они работают. Новичку, жаждущему и любопытному, я рекомендую эту книгу, поскольку она провокативная, смешная и вообще отличное чтиво.

Брайан Махони, директор Boston Hypnosis

Книга Йоргена приехала на выходных, и с тех пор я не могу ее отложить. Я думал, что у меня нет поведенческих ограничений с моим лозунгом “все, что будет наиболее эффективно для клиента”, но после этого парня мои методы выглядят весьма обходительными. А еще важнее, что после прочтения “Из лягушек в принцы” я не видел книги, которая настолько же ухватила бы дух гибкости, необходимый настоящему художнику трансформационной работы, и в ней он выражен в основном неявно. Йорген же делает его явным — прямо тебе в лицо. Если вы учились у меня на Практика или Мастера — прочтите ее! Она повторяет мое отношение к работе с людьми (нет никаких других положений, кроме единственного — благополучие клиента, а раппорт — это не значит “быть милым”). Для так называемых НЛП-практиков, которые просто “действуют по сценарию” (имея неадекватные навыки калибровки и неспособность сойти с проторенной дорожки) она должна стать сигналом к пробуждению. Местами, возможно, вы найдете ее шокирующей, и если так случится, я призываю вас обратить внимание на ваши негибкие границы, которые пересек Йорген.

Дэрилл Скотт, тренер НЛП и коуч продуктивности

Я встретил Йоргена несколько лет назад, в Норвегии, когда работал с Джоном Гриндером и Кармен Бостик Сент-Клер. Я давал однодневный вводный семинар участникам курса “Коучинг на высшем уровне”. Йорген обладал мощным присутствием и юморил с каменным лицом. Он настоящий бунтарь и достоин уважения за свою работу с клиентами. Я считаю, что его книга — выход за границы, установленные в этой области (в области книг по НЛП и гипнозу), и это смелый шаг. Будьте уверены, некоторые пассажи заставили меня покраснеть (а я из Йоркшира), и я поздравляю Йоргена с обладанием такими яйцами, позволяющими написать подобную книгу. У него глубокие знания, на высочайшем в этой области уровне, плюс ко всему, у него есть замечательные результаты. Эта книга — великолепное чтиво, и в ней вы найдете способы работы с “невозможными” клиентами.

Джон Томпсон, тренер НЛП и бизнес-консультант

Книга, несомненно, дерзкая и конкретная. И хоть некоторые читатели могут оскорбиться ее порой грубоватым языком, а некоторые техники могут показаться спорными, книга, бесспорно, провоцирует на размышления.

Рой Хантер, гипнотерапевт, писатель

Если вы хоть чем-то похожи на меня, вы поймете, что совершенно не можете оторваться от “Провокативного гипноза”. Речь идет про невозможных клиентов, и эта книга — искусное и затягивающее чтиво, от начала и до конца. Парадоксально, но на поверхностном уровне интервенции Йоргена временами кажутся одновременно и элегантными и бестактными. Но истинное сострадание заключается не в присоединении к болезненному наративу клиента, чтобы барахтаться вместе с ним в содержимом его мучений, как-то пытаясь сделать это все более комфортным. Истинное сострадание есть способность поддерживать ясные границы и действовать посреди запутанной и всепоглощающей неконгруэнтности, действовать несгибаемо, с полной отдачей преследуя интересы клиента. Йорген демонстрирует это со всей ясностью. Вы должны прочесть эту книгу…

Д‑р Льюис Уолкер, семейный врач, тренер НЛП, писатель

Введение

Я искренне надеюсь, что эта книга окажется самой конкретной, прагматичной и прямой книгой о получении результатов при создании радикальных изменений, которую вы когда-либо читали. Мне без разницы, есть ли у вас какие-то знания НЛП, гипноза, коучинга, или вы официально вообще не изучали с работу с людьми — принципы остаются теми же.

Честно, если вы психолог или психиатр, и вы ориентированы на результат, вы полюбите эту книгу. А иначе вы ее возненавидите, и по веским причинам. Безусловно, это та книга, которую я сам бы хотел, чтобы кто-то написал давным-давно. Моя “ленивая” часть ныла и жаловалась на то, что мне приходится самому столько раз падать мордой в пол, пытаясь додуматься до этого всего.

Любопытно, был ли у вас когда-то такой опыт, который я собираюсь описать. Мое первое официальное обучение прошло в тренинговой компании, которая предлагала пройти курсы НЛП-Практик, НЛП-Мастер и НЛП-Тренер за одно лето, и, скажу я вам, инструкторы казались просто гениями. На всех демонстрациях все срабатывало, все проходило реально гладко. Я не мог дождаться, когда закончится это обучение и я смогу отправиться спасать мир. Как я был наивен, думая, что клиентов на демонстрации выбирали из аудитории случайным образом. Тогда действительно так казалось. Ну, я ошибался, ведь как и в сценическом гипнозе, никакой случайности в выборе не было.

Когда я начал работать с клиентами, я в итоге столкнулся с такими клиентами, от которых тренеры на семинарах бежали как от чумы. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что у всех демонстрационных субъектов было кое-что общее:

1. Хорошо развитая способность к сознательной визуализации
2. Легкий доступ к ощущениям
3. Хорошо развитые паттерны синестезии, особенно связь “вижу-ощущаю”. Кстати, все упражнения на визуализацию и воображение, в которых образы и звуки не включают соответствующие микродвижения в теле — нерабочие. Хитрость, которая позволяет работать паттернам взмаха (swish), быстрого лечения фобий, взрыва компульсий и коллапса якорей — синестезия. А, кстати, если вы не знаете упомянутых выше техник НЛП, то знайте, что вам не нужно знать НЛП, чтобы извлечь значительную пользу из этой книги, так что потерпите пока.
4. Способность уходить в гипноз, или, если хотите, состояние сфокусированного внимания

Любой может казаться гением, если научится подмечать таких людей и выбирать их на семинарах в качестве демонстрационных субъектов. Вообще, значимая часть тренинга тренеров — как находить таких людей и выбирать их для демонстраций. Я говорил об этом со многими людьми в мире НЛП. По ходу дела, именно так оно устроено во многих тренинговых организациях. Если сомневаетесь, пройдитесь по большинству книг в этой области. Как-то, несколько лет назад, я порекомендовал пару книг по НЛП своему другу. Он ответил: “все круто, но я удивляюсь, что все так четко видят образы. Это у всех так?”. Дорогой читатель, видишь проблему?

Если нет, у меня для тебя есть клиент: пятидесятипятилетний мужчина, последние тридцать лет работавший бухгалтером, у которого вообще нет доступа к ощущениям, который не в состоянии визуализировать, с постоянным внутренним диалогом, повернутый на контроле, не идет в гипноз, а в том, что с ним происходит, обвиняет внешние события. Предположим, он краснеет и потеет в социальных взаимодействиях.

Вы замечали, что таких людей редко используют как субъектов для демонстрации? Ничего удивительного, поскольку у них нет именно тех навыков, которые нужны, чтобы на них сработали классические техники НЛП.

Стивен Паркер, автор книги “Ответь раку”, которую я очень рекомендую, говорит, что его пациенты с раком в основном делятся на две категории: холодные левополушарные, подавляющие чувства, а с другой стороны спектра — истеричные эмоционалы. Эти истеричные эмоционалы зачастую (но, конечно, не всегда) хорошо поддаются гипнозу, а такие высокогипнабельные клиенты создают уникальные и зачастую сложные вызовы для агента перемен. Я понимаю, что категоризировать клиентов и вешать на них ярлыки “холодный левополушарный/живой труп” или “истеричный эмотик” — это ОЧЕНЬ грубый и упрощенный способ восприятия человеческих существ. Тем не менее, для меня и моих клиентов это работает. Когда все сказано и сделано, это единственное, что имеет значение. Не то чтобы я всех клиентов делил на эти две грубые категории. Большинство моих клиентов вообще не подходят под эти категории, но действительно сложные клиенты имеют тенденцию попадать в одну из них. Эта книга о таких вот серьезных занозах в заднице, и что делать, когда ничего не работает и кажется, что все катится в ад.

Мне вспоминается довольно остроумное утверждение Уинстона Черчилля: если ты идешь сквозь ад — иди, не останавливаясь. Но куда, черт возьми, ты идешь? На этот вопрос не существует однозначного ответа, но в этой книге вы найдете множество примеров людей, которые продолжали идти, и добрались до чего-то полезного. От большинства из этих клиентов не ожидали, что они станут продолжать идти. По крайней мере, не ожидали их психиатры и психологи, решившие, что они были “хроническими” или слишком “больными”, чтобы помогать им, или просто не хотели меняться. Реальность же заключалась в том, что в большинстве таких случаев эти профессионалы просто не знали, что делать, и вместо того, чтобы на этом и закончить, они уверовали в то, что клиенты не могут измениться, пытаясь затем загипнотизировать в эту веру и своих пациентов. Прежде чем вы приступите к книге, хочу чтобы вы знали, что в ней много противоречий и парадоксов. Время от времени она даже спорит сама с собой. Да, знаю, думать — это больно! Конечно, куда комфортнее (по крайней мере в короткой перспективе), когда вам последовательно говорят, что делать. Вы обнаружите, что даже когда у двух моих клиентов присутствует “одинаковый” симптом, я буду производить совершенно различные интервенции. Иногда я буду делать полностью противоположное тому, что делал до этого. В своих действиях я основываюсь на уникальной личности передо мной, а не на диагнозе, статистике или личностном профиле. Ни разу слышал о клиентах, которые приходят за чем-либо из перечисленного, поэтому я на это не обращаю никакого внимания.

Несколько человек, прочтя манускрипт, порекомендовали мне несколько изменить “тональность” изложения, так чтобы тебе, читатель, не казалось, что я презираю своих клиентов. Единственная проблема в том, что я действительно чувствовал презрение, отвращение и хотел конкретно вздрючить некоторых из них, как если бы они были мальчиками для битья (в оригинале red-headed stepchild, рыжий пасынок — выражение, исторически связанное с итало-ирландскими семьями, в которых рыжим детям доставалось, т. к. они не были похожи на других)

Да, я это признаю! Иногда я чувствовал эти “плохие” эмоции, работая с клиентами. Временами я проецировал на них собственные неразрешенные проблемы, а иной раз я думал, что мои так называемые “негативные” эмоции были совершенно обоснованны и чрезвычайно полезны для создания изменений у клиентов. Если бы я притворялся безэмоциональной машиной, я бы не смог передать, что происходило в тех сессиях. Прикинь, все что тебе говорили эти никчемные психологи о том, что для достижения результатов терапевт должен нравиться клиенту — извините, но нет. Если мы нравимся клиентам, это делу не мешает, но и с ума по этому поводу сходить не надо. Важно одно — реагирует на тебя клиент или нет. Эта книга о получении результатов там, где не справляются другие, и о работе с клиентами, которых не берут на демонстрации на обучающих курсах, но с которыми вам однозначно доведется встретиться в реальном мире.

В книге полно случаев из моей практики, а также она содержит модифицированные техники и предложения по работе с невосприимчивыми клиентами и сверхгипнабельными субъектами.

Наконец, короткое предупреждение. Для менее искушенного читателя будет несложно присвоить мне ярлык КАТЕГОРИЧНЫЙ, а потом использовать этот ярлык в качестве свидетельства недостатка моей эмпатии, чтобы доказать, что использованные в этой радикальной книге техники слишком противоречивы, чтобы использовать их в реальной жизни. Иной читатель может также заключить, что некоторым из клиентов, описанных в книге, лучше бы помог “сердобольный слюнявый сюси-пуси” подход. Чтобы не попадаться в эту ловушку, держите в голове общий контекст: это клиенты, у которых НЕ БЫЛО успехов в традиционной терапии, и которые, в общем-то, конкретно хлебнули бабусиного сочувствия. Эти клиенты по своей воле вступили со мной в терапевтические отношения, которые оплачивались по схеме “нет исцеления — нет оплаты”. Они не искали нового друга — им нужны были результаты.

Если вы работаете с “невозможными” клиентами, время от времени вы будете сталкиваться с дилеммой: быть вежливым, сюсюкающим и политически корректным терапевтом, с которым клиент чувствует, что его “понимают”, но никаких перемен у него не происходит. Другим выбором будет создавать у него некий дискомфорт и провоцировать сильные эмоции, чтобы помочь клиенту совершить те изменения, за которыми он пришел.

Для многих терапевтов “БЫТЬ КОМФОРТНЫМИ” — их величайшая ценность, и поэтому они выбирают свой сюси-пуси подход вне зависимости от того, уместен он или нет. Для меня высшая ценность — “ПОЛУЧИТЬ РЕЗУЛЬТАТЫ”, и это значимая причина того, что я получил те результаты, которые получил. Помните об этом, как и об общем контексте, пока читаете книгу, и вдруг оказывается, что вы уже применяете изученное в реальном мире.

И последнее. Все случаи, описанные в книге — реальны. Но имена, места и некоторые детали были изменены, чтобы защитить приватность этих не таких уж белых и пушистых клиентов.

Хватит вводных, за работу!

Глава 1

Создание контекста и рамок для изменений

Пару лет назад в мой офис притащился юноша и заявил, что он очень боится высоты. Он работал телефонным техником, и проводил много времени, карабкаясь на телеграфные столбы для устранения различных проблем. Нечего и говорить, что ему пришлось бы либо изменить отношение к высоте, либо менять профессию. Я стал дразнить его и заявил, что многие приходят в мой кабинет, утверждая, что у них фобии, а на самом деле им просто нужно было внимание и симпатия. Я сказал, что у меня есть чуйка, что он один из таких.

Он уперся и запротестовал, что у него действительно есть страх высоты, и так мы толкались туда-сюда до тех пор, пока я не потребовал: “Ладно, показывай тогда свою фобию”. После таких нападок большинство людей входят в фобическое состояние, чтобы ПОКАЗАТЬ мне, что у них действительно фобия. А он просто уставился на меня. Моей следующей стратегией было начать задавать ему вопросы о воспоминаниях, в которых он испытывал фобическую реакцию. Это классическая эриксоновская техника, позволяющая помочь клиенту соприкоснуться с симптомом. Я стал задавать ему вопросы: “Где ты был? Какая была температура? Ты один или с кем-то? Какие ты слышишь звуки, и где в теле ты ЧУВСТВУЕШЬ СТРАХ?”. Заметьте, как я перебросил мостик между вопросами, ориентированными на прошлое и вопросами о настоящем, то есть о месте, где начинается страх. Идея была в том, чтобы ввести его в фобическое состояние, но и снова — никакой реакции.

Я решил действовать более прямо и попросил его закрыть глаза, отправиться во времени назад к моменту фобической реакции, и войти в свое тело, увидеть то, что он видел, услышать то, что он слышал, почувствовать то, что чувствовал и т. д. Потом я заставил его сделать эти образы больше и ярче, но никакой реакции так и не было. Когда клиенты приходят в мой кабинет, я всегда стараюсь любыми доступными способами сделать так, чтобы клиент соприкоснулся с проблемным опытом. Я делаю это по двум причинам:

1. Клиентам нужно быть в контакте с симптомом, чтобы его изменить
2. Когда клиент приходит в кабинет, и у него есть доступ к проблеме, неважно, фобия ли это, аллергия или что-то еще, вы делаете какое-то вмешательство, снова проверяете симптом, и если у клиента больше нет к нему доступа, то это хороший индикатор изменений и охрененный убедитель для сознательного разума клиента. Но если у клиента нет доступа к проблеме, когда он приходит, и вы совершаете какую-то интервенцию, и после этого у него доступа все еще нет, то у вас ничего не вышло. При этом, стоит упомянуть, что я видел исключения из этого “правила”. Так или иначе, дальновидно будет все же сделать, что можешь, чтобы дать клиентам контакт с тем, что они пытаются отпустить.

Кстати, любопытно, что бы вы делали в такой ситуации? Я откинулся в кресле и задал ему следующие вопросы: “Что создает страх? Это высота, или то как вы о ней думаете?”. Он выпалил: “Конечно высота!”. Я сказал ему следующее: “Допустим, у нас есть два человека, которые лезут на телефонный столб. Человек А боится до усрачки, а человек Б центрирован и сосредоточен. Ситуация в точности такая же, причем тут тогда высота?”. Он ответил: “Если бы не высота, я бы не боялся”.

Вот действительно важное различие. Видите, если бы страх создавался высотой, у него не было бы выбора, кроме как держаться от нее подальше или бояться. Но если дело в том, как он интерпретирует ситуацию, а так всегда и есть, то высота может быть такой же, но он сможет чувствовать себя по-другому, если изменит способ того, КАК он думает о высоте.

В общем, рядом с моим офисом есть пара телеграфных столбов, и я сказал ему принести свои монтерские когти для лазания по столбам.Я сказал ему взять эти когти и забираться на столб. По мере того как он шел к столбу, я заметил, что он вошел в фобическое состояние. Я спросил: “По шкале от одного до десяти, насколько тебе страшно?”. Он сказал, что приближается к шести (он еще не начал лезть на столб). По мере того как он поднимался на столб страх увеличивался, и к моменту, когда он был наверху, достиг девяти. Тогда я сказал ему, что он может спускаться, и я заметил немедленный сдвиг в его состоянии, и, заметив это, я спросил: “А что сейчас по шкале?”. Он был на полпути вниз и ответил: “Сейчас почти на нуле, потому что я знаю, что спускаюсь”.

Это был именно тот козырь, который был мне нужен, поэтому я сказал: “Слушай, было шесть, ПОКА ТЫ СТОЯЛ НА ЗЕМЛЕ, и почти ноль, когда ты был на середине столба, потому что скоро ты будешь на земле — КАКОЕ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ОТНОШЕНИЕ ЭТО ИМЕЕТ К ВЫСОТЕ?”. Последовавший за этим сдвиг состояния и цвет его вспыхнувшего лица, пока все это в нем интегрировалось, указали мне, что мы создали подходящий для изменений контекст.

Позвольте вам представить еще одного клиента, с которым я работал пару лет назад. Мартину было 18, и проблема, с которой он обратился, была обсессивно-компульсивное расстройство, сопровождаемое заиканием. Его психиатр сказал ему, что эти проблемы являются заболеваниями, и что сам он не вылечится, что он больной и ему нужно принимать лекарства. Конечно, только лишь ради его же блага. Врубаетесь, кому нужны враги, если у нас такие вот просветленные профессионалы есть, всегда готовые прийти на помощь. Насколько я мог видеть, с ним вообще все было нормально. Ему лишь не хватало социальных навыков (особенно по части женщин), и хороших личных границ.

Я быстро обнаружил, что он хорошо поддается гипнозу (дальше будет больше о таких клиентах, и связанных с ними трудностях), и как только я стал предъявлять ему трудные вопросы, он улетел в глубокий гипноз. Я помог ему вызвать состояния уверенности и расслабления, и добился того, что в трансе он стал говорить без заикания. Затем в воображении мы практиковали использование этих якорей в различных проблемных контекстах.

Круто звучит, да? Ага, только когда я говорил с ним по телефону через пару дней, он полностью амнезировал всю сессию, и заявил, что никаких изменений в жизни нет. Как я уже сказал, высокогипнабельные клиенты представляют определенные уникальные сложности. Одна из таких сложностей в том, что гипнотические состояния, в которые они входят в кабинете, очень сильно отличаются от тех состояний, в которых они проживают свои проблемы. Так что вы должны аккуратно создать мостик, который позволит перенести изменения из вашего кабинета в реальный мир. Еще одна связанная с такими клиентами сложность в том, что они зачастую используют свои навыки входить в глубокие измененные состояния сознания для того, чтобы избежать встречи c некомфортными для них вещами. Парадоксально, но таких клиентов скорее нужно дегипнотизировать, им приходится учиться оставаться вне транса и разбираться с реальной жизнью. Когда он пришел в следующий раз, я встретил его снаружи моего офиса и “спонтанно” предложил пройтись. Он был не в курсе, что я подговорил хорошенькую и привлекательную девушку пойти впереди нас. Я подстроил так, что он мог видеть издалека, что она идет впереди нас. Внезапно я повернулся к нему и сказал: “Видишь девушку? Подойди, скажи ей комплимент и познакомься”. Должен сказать, что с моими клиентами у меня есть уговор: они должны выполнять все, что я говорю им делать, если это не представляет физической опасности, не является неэтичным и не портит фигуру (это пришлось для женщин добавить).

Он снова впал в свой симптоматический транс и потопал к ней, пошатываясь, будто на расстрел. Он что-то там ей промямлил, уставился в землю и ссутулился всем телом. Я остановил девушку и спросил, как бы он мог сделать это таким образом, чтобы вызвать у нее любопытство или восхищение. Она была в игривом настроении и согласилась потренировать его в подходах к девушкам, что мы с ними и практиковали следующие 30 минут. Порой она смеялась от его подходов, а иногда попросту отказывала ему, в зависимости от элегантности. Через некоторое время она стала тренировать его подходить к другим девушкам, гуляющим неподалеку.

Очень часто я помогаю клиентам, выводя их в реальный мир и делаю все, что в моих силах, стараясь создать для них ситуации, в которых они могли бы научиться недостающим навыкам. Вы тоже можете так делать, равно как найти и использовать актеров, которые будут играть необходимые в создаваемом контексте роли. Если вам попадаются клиенты, которые нуждаются в помощи, но у них нет денег, чтобы платить вам, вы можете работать с ними в обмен на участие, когда потребуется, в работе с другими клиентами в качестве актеров.

Мы втроем пошли в местное кафе, и я заставил его моделировать то, как я общаюсь с людьми. Еще я научил его некоторым конкретным навыкам. Мы провели там около часа, и через 20 минут я его спросил: “ТЫ ТАК И НЕ ЗАМЕТИЛ?”. Никакого внятного ответа я не получил, поэтому мы продолжили наши занятия, и еще через 20 минут я задал ему тот же вопрос. Озадаченно вылупив глаза, оно воскликнул: “Я не заикался и у меня не было никаких обсессивных мыслей с того момента, как мы сюда пришли!”.

Еще один юноша, Эрик, в нежном возрасте шестнадцати лет, вошел в мой офис, представляя собой ужасное зрелище. За всю свою жизнь я ни разу не видел более тревожного тинейджера, а я, если что, на жизнь зарабатываю, имея дело с тревожными людьми. Этот парнишка слишком долго получал разные виды всякой там “терапии”, и теперь он находился на интересном коктейле из антидепрессантов и других таблеточек, которые должны были уменьшить его тревожность и исцелить его несуществующие душевные болезни. Невероятно, но факт — отсутствие социальной жизни, очень поверхностные отношения с семьей и проводимое исключительно за компьютером свободное время не слишком заинтересовали профессионалов ментального здоровья, которые с ним работали. В основном они напирали на регулярный прием таблеток и разговоры о детстве. Как это все должно было помочь создавать обучающий контекст, в котором он мог бы обрести навыки, нужные для общения с людьми в реальном мире, находится за границами моего понимания.

Каждый раз, когда вокруг оказывались люди, у него случался нервный срыв. Несложно было заметить, что каждый раз, когда я смотрел на него, его тревожность возрастала, а когда я отворачивался, она немного уменьшалась. Также можно было видеть, что как только я устанавливал с ним прямой контакт глаз, его рука тянулась к лицу, а его левая нога начинала трястись. В следующий раз, как только его рука потянулась к лицу, ему было сказано схватить себя за руку и в течение трех секунд повторять мантру: “ЗАТКНИСЬ, БЛЯДЬ!”

Если вас оскорбляет, что я использую мат — что ж, это хуево. Матерщина и вульгарный язык постоянно используются в моем кабинете, чтобы способствовать проявлению более искренних реакций людей. Если вы работаете с людьми, вам придется учиться быть невероятно гибкими, чтобы прерывать их ограничивающие паттерны и застревание в состояниях. Сдается мне, что язык и поведение многих коучей и терапевтов чересчур клиничные и стерильные, и часто это большая ошибка. Почему? Да потому что нам не нужны интеллектуальное понимание и концептуальные беседы, нам нужен отклик, чувство и сдвиг состояния.

Мантра “ЗАТКНИСЬ, БЛЯДЬ!”, которую он произносил три секунды, схватив себя за руку, служила прерыванием паттерна. Ему также было специально приказано сильнее трясти левой ногой. Эти два маневра значительно изменили его состояние и прервали ограничивающий паттерн. Во-первых, он впал в замешательство. Через некоторое время он стал смеяться, а ровно этого я и добивался. Как любит повторять Ричард Бэндлер: “Если вы можете посмеяться над проблемой, вы в состоянии ее решить”.

Продолжив какое-то время делать эти прерывания паттерна, я спросил его, как он себя чувствует теперь. После того как он ответил, что чувствует себя неплохо, я спросил — “С чего вдруг?”. Он сказал, что чувствовал себя очень глупо, делая то, что я попросил (хватать себя за руку и трясти ногой). Я спросил, можно ли сказать, что он сам выбирал чувствовать себя лучше. Он не врубился, о чем я, и тогда я спросил, ВЫБИРАЛ ЛИ ОН сам делать эти дурацкие вещи, которые я просил делать. Он сказал — “Да!”, и согласился, что когда он выбирал делать прерывание паттерна, он чувствовал себя лучше, и тут до него дошло: по факту он выбирал чувствовать себя лучше. 

Превращать мячи в кошек — ключ к переменам. Миф о причине и следствии

Однажды на семинаре мой наставник и друг, Джон Гриндер, сказал участникам, что их работа — превращать мячи в котов. Он задал аудитории следующий вопрос: “В чем разница между тем, чтобы пинать мяч и пинать кота?”. Ясное дело, мяч штука механическая, и в механическом мире можно с успехом воспользоваться причинно-следственным мышлением. Инженер мог бы измерить и предсказать, где окажется мяч после того как его пнули, если ему известны все переменные, которые нужно измерить. Забудьте об этом в случае с пинанием кота. Можно с тем же успехом теперь выкинуть инженера в окно, так как все применимые к физическому миру правила теперь не применимы.

Идея причинно-следственной связи в живых системах — это миф и иллюзия, и я бы сказал, очень опасная иллюзия. Простыми словами — у кота есть выбор, он может атаковать первым, убежать или принять удар. Хрен знает, что этот кот выкинет.

Принцип причины и следствия подразумевает, что в случае X должно произойти Y. При этом, поскольку у нас есть выбор, идея причины-следствия оказывается не слишком полезной.

Все трое клиентов, речь о которых шла ранее, уверовали в миф о причине и следствии и действовали, будто они мяч, который пинают из внешнего мира. Моя задача — выяснить, в каких контекстах клиент действует как жертва Причины и Следствия и создать некий опыт, который принесет в этот контекст выбор. Проще говоря, моя работа — превращать мячи в котов. Большинство людей ведет себя подобно мячам, и все клиенты ведут себя как мячи в тех контекстах, где они застревают. Многие из нас по совместительству и то и другое, и лишь немногие счастливо живут кошачьей жизнью. До того как вы начнете возиться с другими, спросите себя — “где в своей жизни я веду себя как мяч?”. А когда вы идентифицируете такие контексты (у каждого из нас такие есть), примените свои навыки НЛП, чтобы дать себе в них больше выборов.

Все три предыдущие клиента получили ОПЫТ, в котором они открыли прямую связь между тем, что они думали, делали и чувствовали. Это недостаточно “понимать” интеллектуально, вашим клиентам необходим “ЧУВСТВЕННЫЙ” опыт, в котором они это обнаружат. Как только люди проживают это на опыте, становится куда проще создавать выборы и применять различные техники НЛП. Рамка “покажи мне, как ты это делаешь” — прекрасный способ сделать это для большинства людей. Я очень рекомендую книги Ричарда Бэндлера “Используйте свой мозг для изменений” и “Магия в действии” с великолепными примерами его применения.

Тем не менее, с некоторыми “трудными” и чрезвычайно диссоциированными клиентами, такой метод работает с трудом, поэтому нужны другие способы создания таких переживаний. Парень, который пугал сам себя высотой, забираясь на телеграфные столбы, поначалу вообще не реагировал на “как ты это делаешь”, так как у меня не получалось ввести его в фобическое состояние в кабинете.

Чтобы подход “покажи как ты это делаешь” принес хоть какую-то пользу, вам нужно чтобы человек попал в СОСТОЯНИЕ. Если у вас это выйдет, то так называемые стратегии вы точно узнаете. Джон Гриндер несколько раз упоминал, что жалеет о создании понятий “стратегии” и ведущей репрезентативной системы. Сейчас он считает, что все репсистемы функционируют одновременно. Так что вы не “выясняете стратегию” и меняете ее, вы помещаете человека в такое состояние, которое позволит ему измениться.

Чтобы вызвать такое состояние у своего клиента, я вытащил его в реальный мир. У него был “ЧУВСТВЕННЫЙ ОПЫТ” того, что он создавал страх, стоя на земле. Но этот страх исчез, когда он был на полпути вниз, так как он знал, что спускается. Когда я сказал: “Ты чувствовал страх на 5 баллов стоя на земле и думая о том, чтобы лезть на столб, но он исчез на середине, потому что ты решил спускаться. ТАК ПРИЧЕМ ТУТ НАХРЕН ВЫСОТА?” Прожив такой опыт, он легко скорректировал свой страх.

Мартин тоже никак не желал видеть никакой связи между тем, что он делает и тем, что чувствует. Он пользовался своими навыками транса, чтобы сбегать от реальной жизни, и для такого поведения, конечно, у него было множество “причин”. Все они так или иначе были связаны с обвинением других людей в его проблемах.

Когда я повел Эрика встречаться с красивой девушкой и она пошла с ним в кафе, он через некоторое время прекратил заикаться и зацикливаться на мыслях. Время от времени я интересовался — “ну что, что-нибудь заметил?”, он признал, что не заикается и не думает компульсивно. Обратите внимание — я ему этого не говорил. Он обнаружил это сам, и получил тот самый чувственный опыт, показавший ему, что ему удалось повлиять на свое состояние, и именно его состояние определяло, заикается он или нет. По возвращении в офис, тревожного тинейджера было не узнать. Я спросил, как это возможно, и он сказал: “Я понял, что сам выбирал свои симптомы, а потом я осознал, что могу выбирать нечто другое”. Это было его описание собственного открытия.

Помните, встречаясь с клиентом, ищите контексты, где они ведут себя как мяч. Вы с легкостью их обнаружите, задавая вопросы, которые потребуют от них конкретных ответов. Тем не менее, вас интересуют не их вербальные ответы. Вы ищете “НЕВЕРБАЛЬНУЮ РЕАКЦИЮ”. Как только вы привлекли внимание их бессознательного, о чем свидетельствует сильная невербальная реакция, ваша задача — создать состояние, в котором они смогут создать выбор.

Позвольте привести еще один прекрасный пример.

Сила радостного садизма

Женщина (Мэри) в свои сорок лет сидит в кресле в моем кабинете и рассказывает, что она в депрессии, фрустрации и совершенно выдохлась. Я уже с ней раньше работал, так что знал, что она хорошо поддается гипнозу. Мэри: я так фрустрирована и подавлена, у меня такое чувство, будто все катится прямо в ад!

Мой опыт говорит о том, что люди депрессуют, чтобы подавить свой гнев и фрустрацию. Если бы люди не могли укрощать гнев при помощи депрессии, уровень насилия в мире зашкаливал бы (говорю о тех, кто обвиняет других в своих невзгодах). Я не утверждаю, что сдерживание гнева и фрустрации — единственная функция депрессии, но думаю, что в значительной мере так оно и есть.

Раз уж клиентка упомянула, что она была фрустрирована, депрессовала и была уставшей, было возможно безопасно предположить, что она использовала депрессию, чтобы заглушать фрустрацию. Фрустрация — это признак того, что то, что вы делаете, чтобы удовлетворить свое желание или потребность, не срабатывает. Когда люди сильно фрустрируют, они склонны впадать в депрессию, чтобы избежать дальнейшей фрустрации и боли. Уж не знаю, насколько это точное описание, но эта рамка работает прекрасно. 

Йорген: ВСЕ КАТИТСЯ К ЧЕРТЯМ?! (с недоумением) 

Мэри: Ну, не все.

Йорген: Есть какой-то контекст в твоей жизни, в котором твои действия какое-то время не приносили результата, и ты попала во фрустрацию. Через какое-то время ты стала настолько фрустрирована, что решила, раз ничего не срабатывает, зачем вообще пытаться, так? И теперь депрессуешь, чтобы защитить себя от дальнейшей фрустрации? Мэри: Ты совершенно прав!

Отметьте мои расплывчатые выражения, и то, как я подстроился к ней. Пока я говорил, я замечал сильные невербальные сигналы, свидетельствующие, что я на верном пути. Еще раз — я задавал вопросы не столько, чтобы получить вербальные ответы, а скорее чтобы вызвать некоторые состояния и получить невербальный отклик.

Йорген: Мэри, поздравляю с созданием конкретного состояния депрессии. Ты делала прекрасную работу по созданию депрессии уже какое-то время. Я прошу тебя продолжать депрессить до тех пор, пока мы не обнаружим более подходящие способы получать то, чего сейчас ты достигаешь при помощи депрессии.

Такой метод подстройки создал замечательный раппорт с ее бессознательным и дал мне возможность откалибровать несколько сильных невербальных сигналов. Йорген: Ок, Мэри, так к какому контексту твоей жизни это относится?

Мэри: Пятикласники, которых я обучаю, меня просто выбешивают.

Йорген: Какие именно?

Мэри: У Стиана СДВГ, и он просто встает и выходит посреди занятия. Я уже все испробовала, не знаю, что и делать. У Кнута мания проверять, закрыта ли дверь в кабинет, и во время занятия он все время встает и проверяет, снова и снова. Йорген: И все? Вот эти дети, это то, из-за чего ты вгоняешь себя в депрессию (сказано с картинным недоверием)? Ха, значит ты себя заводить начинаешь, когда Стиан выходит из класса?

Обратите внимание, как я заставил ее уточнить контекст. Оказывается, что вовсе не все катится в ад, просто есть два ребенка, с которыми непонятно как справляться. И вместо того, чтобы покупаться на идею, что это дети сводят ее с ума, я прошу ее подтвердить, что она сама себя изводит.

Психолог по имени Натаниель Бранден предположил, что иметь высокую самооценку (репутацию у самого себя) это не просто про то, чтобы быть уверенным и счастливым. Во многом это о том, насколько свободно человек может проживать все аспекты себя, не проецируя собственные неудобные аспекты на других. Безусловно, у нас у всех есть тенденция к тому, чтобы проецировать на других те аспекты себя, которые нам нравятся меньше всего. Это проще, чем разбираться с ними собственными силами. Поэтому важным признаком ментального здоровья является готовность человека присвоить себе свои переживания. И если кто-то переходит от “они меня с ума сводят” к “я свожу себя с ума”, то полдела сделано.

Что ни говори, а у многих людей настоящий талант продавать страдания, вербально и поведенчески, любому, кто готов выслушать. От некоторых людей и правда просто стоит держаться подальше.

То есть, если вы обнаружите контексты, в которых люди ведут себя подобно мячам, и отчаянно проецируют свой опыт на других, и сможете помочь им прожить опыт владения этим переживанием, тогда вместо отзывов типа “ну да, гнев ушел” и все в таком духе, они возвращаются и сообщают о восхитительных порождающих изменениях.

Ваша работа сделана только тогда, когда они соглашаются, что они сами изменили себя. Мэри не знала, что я сам когда-то был худшим кошмаром любого учителя… Эта часть моего прошлого очень помогает разбираться с такими случаями.

Йорген: Ох-х‑х, Мэри, ну, пришло время мести! Наступает Рождество, давай-ка зададим этим обсоскам. Это будет лучшим рождественским подарком, правда ведь?

Мэри: Слово “месть” меня оживило, хоть это и неправильно. Но что ты предлагаешь?

Йорген: Если мы с тобой танцуем, и я внезапно меняю ритм, что тебе придется сделать, чтобы продолжить танец? Мэри: Мне тоже придется сменить ритм.

Йорген: Пора ведущей танцовщице сменить ритм. Мне интересно, как Стиан понимает, что пора выбегать из класса?

Я помог ей войти в гипнотический транс и дал внушение, что она в деталях перепросмотрит все случаи, когда Стиан покидал помещение. Она обратилась к нескольким воспоминаниям и я задал вопрос: “Когда ты понимаешь, что Стиан сейчас вот-вот покинет комнату? Что он первое делает, по чему ты понимаешь, что он собрался свалить?”.

Через некоторое время она сказала, что каждый раз перед этим он оглядывает комнату, улыбается, когда они встречаются глазами, потом встает и идет к двери. Часто он сначала укладывается на парту, а потом медленно привстает на руках, оглядывая комнату, устанавливает зрительный контакт и затем встает.

Я сказал ей: “Мэри, я хочу чтобы ты очень внимательно следила за Стианом периферийным зрением. И как только заметишь, что он озирается, я хочу, чтобы ты сказала ему немедленно выйти из класса”.

Мэри: Что?

Йорген: Вот именно! Я хочу, чтобы как только ты увидишь первые признаки, что он собирается уйти, ты сказала ему сделать это!

Надо было видеть изменение ее состояния, которое последовало за этим, ну знаете, такое состояние, когда до тебя внезапно что-то дошло.

Мэри: Да, это абсолютно гениальная идея, я так и сделаю! Но что если он не захочет уходить?

Йорген: Если не захочет, ты скажешь ему следующее: единственная вещь, которая меня беспокоит, это чтобы ты не изучил ни капли больше того, чем тебе комфортно.

(если вы не поняли, это классическая двойная связка, из тех что Милтон Эриксон пользовал на пользу клиентам)

А теперь позаботимся и о нашем дорогом Кнуте. Я хочу, чтобы ты позвонила матери Кнута, и сказала, чтобы она привела его в школу очень рано. Когда он придет, отправляйтесь на экскурсию по школе и пусть он проверяет все двери. Найди для него множество причин, почему это необходимо делать (чтобы он мог отвергнуть их внутри своего разума). После уроков повторите это занятие снова. Пусть проверяет двери по меньшей мере пятнадцать минут после уроков. Не пытайся остановить его во время занятий. Вместо этого посреди урока забери его с занятий физкультурой (его любимого), и отправляйтесь на обход школы с проверкой дверей. Прекратишь так делать, когда прекратит он. Мэри покинула мой кабинет в весьма приподнятом настроении с множеством новых выборов. Я знал, что деткам придется сменить ритм своего танца, так как ведущая танцовщица кардинально изменила свою манеру. Проверять результаты было ни к чему. Она осознала, что была частью паттерна, и если она изменится, изменятся и они. Эта интервенция упростила для нее выход из ее депрессивного состояния. Она трансформировала себя из мяча в кошку с новыми вариантами поведения. Одна из самых больших проблем с антидепрессантами заключается в том, что используя их, человек включается в те же самые контексты, в которых у него был высокий уровень фрустрации, с тем же самым набором поведенческих выборов, которые у него были раньше, и которые не сработали в прошлом. Именно так многие люди заново сползают в депрессию — опять попадают прямо во фрустрацию, и когда уровень боли зашкаливает, они снова валятся в депрессию.

Для достижения долгосрочных результатов с депрессивными клиентами вам нужно помочь им изменить их состояние, и создать контекст обучения, в котором они научатся новому поведению, соответствующему их желаниям и потребностям. Я считаю, что наша задача как агентов перемен в том, чтобы создавать новый опыт научения в контекстах, в которых люди все еще действуют так, будто бы причинно-следственная связь существует и реальна. Давайте посмотрим, что случается, когда люди верят в эффект Причины и Следствия, и пользуются таким типом мышления при решении жизненных трудностей.

Когда у таких людей возникает проблема, они немедленно задаются вопросом: “ПОЧЕМУ?”. Почему — потому что ведь должна быть причина, и эта причина практически всегда за пределами их самих. Это всегда какие-то “другие люди”, из-за которых они чувствуют себя плохо, события в прошлом, вызывающие страдание и так далее. Вы можете услышать это в их фразах вроде: “Они уничтожили мою самооценку… Она меня пугает…” и все в таком духе. А еще некоторые обвиняют свою “химию мозга” или гены, когда что-то в их жизни идет не так, как планировалось.

Это основа культуры жертвы, и для большинства людей остается тайной тот факт, что они сами выбирают большую часть страдания, на которое жалуются. В таком случае также есть смысл стать зависимым от одобрения бесхребетным существом, так как это ведь события жизни и другие люди “вызывают” их чувства и действия. Вместо того, чтобы петь свою уникальную песнь жизни, они всё пытаются получить одобрение, вписаться, не наделать ошибок и так далее. Когда они заберутся достаточно высоко по карьерной лестнице, чтобы чувствовать себя значимыми, другие, наконец, поймут, что они “достаточно хороши”. Когда такое случается, они даже могут начать любить себя. Но страх того, что их недостаточно, или они недостаточно хороши, не уходит никогда. Как он может исчезнуть, если их эмоциональным состоянием управляют другие люди и события? Большинство моих клиентов находились в одном из двух паттернов:

1. Клиент говорит: мне плохо, ПОТОМУ ЧТО кто-то там или что-то там… Я буду продолжать чувствовать себя плохо до тех пор, пока что-то или кто-то не изменятся… Более оптимистичные будут пытаться изменить других людей так, чтобы самим чувствовать себя лучше.

2. Другие будут использовать альтруизм в качестве манипулятивной стратегии контроля. Они будут так много “жертвовать”, ставя на первое место других людей. Позже они попытаются извлечь выгоду из этой своей инвестиции. А когда люди не ведутся на это, они испытывают горечь и впадают в депрессию.

Оба эти паттерна есть проявления недостатка ответственности за себя, и веры в Причину и Следствие.

Один из типов клиентов, работа с которыми приносила наибольшее удовлетворение, это люди, пережившие насилие или инцест. Когда работаешь с такими клиентами, то имеешь возможность по достоинству оценить, насколько великой ложью является этот эффект причины и следствия. Вы только подумайте, женщина приходит ко мне через пять лет после изнасилования, с кошмарами, флэшбэками и проблемами в интимной жизни. Изнасилование давно прошло и существует лишь в ее внутренней репрезентации, у которой множество якорей. Когда она слышит запах крема после бритья, которым пользовался насильник, или слышит акцент, похожий на его, или видит кого-то, кто его напоминает — ее выносит. Снова и снова, после того, как я помогаю клиентам диссоциироваться от картинок и звуков в их голове и переякорить старые якоря, я вижу перед собой тотально преобразившегося человека. Есть много способов этого достичь: классическая техника исцеления фобий, паттерны линии времени, формат изменений из Нового Кода НЛП Гриндера, реимпринтинг Дилтса — вот некоторые из многих доступных способов. Ричард Бэндлер любит говорить, что хуже изнасилования может быть только перепроживать его заново и принимать это всерьез.

После удара цунами по Таиланду в 2004 году многие люди застряли в горе и страдают от флэшбэков. Некоторые даже отвернулись от жизни и перешли на поедание таблеточек. Многие не осознают, что некоторые люди после цунами стали жить более удовлетворяющей жизнью. Испытав близость смерти, они поняли, насколько прекрасна жизнь, и сделали новые выборы о том, чем заниматься и на чем действительно стоит фокусироваться.

Стивен Паркхилл писал в книге “Ответ раку”:

СМИ предпочитают писать обо всем, что вызывает состояния страха или пустоты. В конце концов, страх продает! Хорошо известно, что люди покупают больше, когда чувствуют себя испуганными и опустошенными. Людям, которые чувствуют себя целостными и наполненными, ни к чему столько покупать. А когда люди чувствуют пустоту и пытаются удовлетворить свои нужды, покупая все больше товаров, они чувствуют себя все такими же пустыми. Консьюмеризм внушает им, что решение состоит в том, чтобы покупать еще больше, и гонка продолжается.

Другое катастрофическое последствие подобного типа мышления — убеждение, что раз другие могут контролировать мои чувства, я тоже, в свою очередь, могу контролировать, что они чувствуют и что делают. Прелестно, не так ли? То есть, если в моих отношениях с девушкой что-то идет не так, решение заключается в том, чтобы контролировать ее и сделать ее другой. Что происходит, когда два человека используют подобные убеждения в качестве основы для строительства отношений? Если вы когда-нибудь видели отношения, которые из страстных превратились в ледяные, скорее всего, использование психологии внешнего контроля внесло в это свой вклад.

Оглядывая десятилетие, проведенное мной в окопах, я вижу, что в большинстве случаев люди приходят и жалуются на симптом, который они зачастую считают психическим заболеванием. Обычно к тому времени им психолог или психиатр уже сказал, что эти симптомы или чувства означают, что они больные или какие-то испорченные. И потом они начинают мне заливать (пока я не скажу им “ЗАТКНИСЬ!”), что они страдают из-за их родителей, значимых других, начальника или хрен знает кого еще, в общем кого они только могут обвинить. Они усваивают идею, что ключ к их хорошему самочувствию в том, что другие должны измениться. И как только они поймут “ПОЧЕМУ” (зачастую это значит — я нашел кого обвинить), это вполне удовлетворяет тех клиентов, которые не особо хотят меняться сами. Теперь у них есть “причины”, чтобы организовать свою жизнь в качестве профессиональной жертвы. Для клиентов, которые действительно хотят изменить свою жизнь, миф о Причине и Следствии не менее разрушителен. Они убеждают себя, что самая важная вещь — это контролировать и менять их значимых людей, и как только это удастся, им сразу захорошеет.

Окружающие постепенно начинают дистанцироваться от них (за исключением парочки тех, кому нравятся попытки других их изменить). Когда это происходит, вместо того чтобы изменить свое поведение, они продолжают пытаться контролировать, что создает еще большую дистанцию. Когда они достаточно фрустрированы, они впадают в депрессию, или у них развивается какая-нибудь тревожность или фобия, навязчивые мысли, воображаемые голоса или еще что-то, что действительно привлечет их внимание. А затем они, в свою очередь, используют эти симптомы, чтобы контролировать людей вокруг себя. Парадоксальным образом их партнеры или дети зачастую создают свои собственные симптомы, чтобы уйти из-под их внешнего контроля.

Однажды мне довелось работать с парой, которые довели это до действительно экстремального уровня: у них практически не было прямой коммуникации. Они оба использовали симптомы как способ коммуникации в попытках контролировать друг друга и как способ установки личных границ. А поскольку они использовали симптомы, которые были “непроизвольны”, они будто бы и не несли ответственности за то, что делали. В конце концов, они ничего не могли с этим поделать… Смеюсь, когда вспоминаю! Это был восхитительный спектакль! Она использовала тревожность, чтобы держать дистанцию, избегать секса и эмоций в отношениях. Каждый раз, когда он заглядывал в ее глаза, она врубала тревожность. А он, в свою очередь, выработал какие-то неадекватные боли по всему телу. Восхитительно было наблюдать за их взаимодействием. Однажды он пригрозил ей уйти, тогда она целиком вырубила все свои симптомы, до тех пор, пока он не вернулся в отношения. А как только он вернулся и она снова почувствовала себя в безопасности, она снова включила все симптомы обратно. Со временем он вышел из этих отношений.

Кое-кто из вас может вспомнить историю Мэри и посчитать, что я противоречу здесь сам себе. Что внешний контроль стал решением ее проблемы. Но НЕТ. В ее случае основной задачей было сменить ее собственно состояние и создать выборы. Ее ученики изменили поведение, как только она радикально изменила свое. Ребята, если вы хотите создавать крутые творческие изменения, научитесь создавать опыт научения в тех контекстах жизни клиентов, где они больше всего увязли в мифе о причине и следствии и существовании возможности “контроля”. А также убедитесь, что самих себя вы одариваете тем же.

Волшебство начинается, когда ваши клиенты освобождаются от этих убеждений и доходят до момента, когда они прекращают торчать на одобрении окружающих. Они осознают, что они не в состоянии сделать других счастливыми, и не являются “причиной” страданий других людей. Когда они это поймут, они больше не позволят окружающим так просто манипулировать собой при помощи симптомов.

Глава 2. Миф о психическом заболевании

Несколько лет назад я работал с парнем, которому поставили диагноз “психическое заболевание” — клиническая депрессия. Войдя в мой офис, он стал говорить, что хочет исцелить свое психическое заболевание. Наш диалог был примерно таким:

Йорген: Какое у тебя так называемое психическое заболевание?

Финн: Я страдаю от клинической депрессии.

Йорген: Ты заявил, что у тебя с башкой проблемы. Как ты понимаешь, что ты болен?

Финн: Мой доктор диагностировал мне депрессию.

Йорген: Ну и что? Депрессия не является психическим заболеванием.

Финн стал мне рассказывать, как он себя ощущал, что он был грустным, у него было мало энергии и вообще чувство безнадежности и отчаяния.

Йорген: Я тебе верю, что ты грустный и у тебя мало энергии. Я не сомневаюсь, что ты депрессуешь.

У меня простой вопрос: каким образом все то, что ты описываешь, означает, что ты психически нездоров? Какие доказательства привел твой доктор, что все эти состояния и поведение означают, что с твоим мозгом что-то не так? Он ведь ни единого доказательства не представил, не так ли? Потому что их у него нет.

Финн: доктор сказал: “Депрессия — это ментальное заболевание, также как рак и диабет — физические заболевания. Депрессия обычно вызывается генетическими факторами и химическим дисбалансом в мозге”.

Йорген: разве не очаровательно, что доктор никогда бы не стал диагностировать рак или диабет таким же образом, как он диагностировал депрессию?

В случае рака или диабета доктор ставит диагнозы только обнаружив патологию в биохимических или радиологических исследованиях. Такие диагнозы не ставятся без подтверждения патологии с помощью валидного теста. Ни один врач не поставит такой диагноз, просто поговорив с пациентом и задав ему пару вопросов.

Йорген: Так, Финн, ну так какие биохимические, радиологические или другие лабораторные анализы использовал твой доктор, чтобы диагностировать твое психическое расстройство? 

Финн: Никакие, мы просто поговорили.

Йорген: Если бы врач тебе сказал, что у тебя рак, после простого разговора, разве ты не потребовал бы каких-то анализов, чтобы подтвердить подобный диагноз?

Финн: Я уловил идею. Конечно, я бы настоял на анализах. Я об этом так никогда не думал.

Уильям Глассер, создатель подхода “Терапия реальностью” и автор великолепной книги “ОСТОРОЖНО: Психиатрия может быть опасна для вашего здоровья”, использует прекрасную аналогию для описания этого феномена.

Шутки ради, давайте разделим понятия ментального и физического здоровья (разделение разума и тела, продвигаемое официальной медициной, зачастую приводит к катастрофическим последствиям, ну да и хрен с ним). И увидим, что в этих двух областях принято исходить из совершенно разных предпосылок. Поймите, когда я использую слова “ментальный” и “физический”, я говорю об одной и той же системе. Если точнее, то разделение разума и тела существует только в языке, а не в опыте. Мы создали этот вымысел при помощи языка, а спустя время, кажется, забыли, что это так называемое разделение никогда не существовало. В книге “Осторожно…” Глассер совершенно верно подмечает, что когда кто-то приходит к терапевту с физическими симптомами, врач обычно будет делать анализы, чтобы обнаружить, есть ли какие-то проблемы. И только обнаружив с помощью достоверного теста какую-либо патологию, терапевт поставит соответствующий диагноз, будь это рак, диабет или защемленный диск.

А если терапевтам не удается обнаружить какую-либо патологию, большинство из них не станет выдумывать никаких заболеваний, а вместо этого (ну по крайней мере в идеальном мире) составит программу, состоящую из диеты, упражнений и, возможно, практик управления стрессом, чтобы помочь человеку двигаться к оздоровлению.

Просто не так много людей имеют идеальное физическое здоровье, и в то же время, не так много людей физически больны. Большинство людей находится не в лучшей форме, но и заболеваний у них нет. Естественным образом, когда они теряют форму, у них то тут заболит, то там. Но дело в том, что вы не ставите диагноз и не лечите физические заболевания, пока не обнаружена патология.

Давайте теперь обратим внимание на поле “ментального здоровья”, на котором, по иронии судьбы, большинство практиков вообще ментальное здоровье никогда не изучали. Тут применима та же логика. Немногие люди психически совершенно здоровы, и не так много людей с психическими заболеваниями, вызванными патологиями мозга. Например, болезнь Паркинсона, эпилепсия,болезнь Альцгеймера или рассеянный склероз. Такие заболевания в основном лечат неврологи, а не психиатры. Предположим, кто-то приходит в кабинет психиатра или терапевта с такими симптомами как депрессия, панические атаки, навязчивые мысли или голоса в голове. “Эксперты” зададут пациенту пачку вопросов, понаблюдают за его поведением в кабинете, а потом — просто невероятно — провозгласят, что эти симптомы означают, что человек страдает от психического заболевания, несмотря на отсутствие мало-мальских доказательств для подобных заявлений.

Шизофрения, депрессия, тревожность, булимия, СДВГ и т. д. не являются психическими заболеваниями, так как ни один из этих симптомов не связан с патологией мозга. Нет никаких свидетельств, что люди с симптомами из МКБ-11 психически больны, но это не мешает психиатрам мучить людей электрошоковой терапией, закармливать отупляющими таблетками, чтобы они стали справляться с жизнью, ну и назначать людей психически нездоровыми, когда это не так. Конечно, это все для вашего же блага, ясно?

Реальная же причина, по которой такие состояния как депрессия и тревожность квалифицируются психиатрами как психические заболевания в том, что если вдруг они прекратят это делать, то все эти годы исследований и назначения препаратов (а почти все эти исследования “психических заболеваний” совершенно случайно финансируются теми самыми бедными фармацевтическими компаниями) пойдут коту под хвост, а значит, их больше не будут воспринимать как авторитетных экспертов.

Насколько большинство терапевтов компетентно в отношении эмоциональных сложностей своих пациентов, и как этому способствуют их учебные программы? Некоторые, несомненно, весьма компетентны, но это не благодаря, а вопреки обучению. Биологическая психиатрия совместно с фармкомпаниями бомбардируют наше общество мощными рекламными кампаниями, призванными убедить массы, что их эмоциональные сложности означают наличие у них психических заболеваний, вызванных плохой генетикой и химическим дисбалансом в мозге.

Правда же в том, что в ходе десятилетий интенсивных исследований не удалось установить биологические причины ни единого психиатрического состояния, описанного в DSM. У них просто нет такой штуки как “причина”. Если не верите мне, сами подумайте: факт состоит в том, что ни одно психиатрическое заболевание невозможно подтвердить биохимическими, радиологическими или любыми другими лабораторными исследованиями.

Вопрос для тех, кто работает с клиентами: хоть у одного из ваших клиентов с психиатрическим диагнозом этот диагноз был выявлен при помощи биохимических исследований? Или им его поставили, просто задав пару вопросов, а потом сочинили психиатрическое заболевание?

Также стоит отметить, что не обнаружено никакого единственного гена, отвечающего за психические заболевания. Ну надо же! Начнем с того, что не существует даже способа убедиться, что у человека есть так называемое заболевание.

Даже если бы удалось доказать, что ген или группа генов связаны с каким-либо симптомом или заболеванием, это не позволяет назвать его генетическим, равно как и сводить всю жизнь человека, его сознание и отношения, к комбинации генов. Если вам интересна связь разума и генетики, рекомендую обратиться к книгам по этой теме, написанным Эрнестом Росси. Одно из действительно интересных открытий проекта “Человеческий геном” — что многие гены могут быть включены и выключены через проживание ощущения новизны, восхищения, а также смены питания и упражнений. Сознание может управлять экспрессией генов, включая и выключая их, поэтому не покупайтесь на песни тех клиентов, которые стараются свести все свои страдания к генетической лотерее.

Если как агент перемен вы принимаете рамку психической болезни в работе с клиентами, вы оказываете себе и своим клиентам невероятно плохую услугу. Работая внутри такой рамки, вы, в конечном, счете укрепляете и ее, и все предположения и установки, стоящие за ней. 

О химическом дисбалансе

Химия вашего мозга постоянно меняется в зависимости от тог, как вы думаете, какие совершаете движения телом, что едите и чем занимаетесь. Естественно, химия мозга человека в депрессии сильно отличается от химии мозга в состоянии, когда он занят великолепным сексом.

Раз они именно химический дисбаланс назначили “причиной” (да, тем самым распространяя миф о причине и следствии), значит, химия мозга должна быть совершенно независимой от того, что вы делаете. Так как у них нет никаких биохимических анализов, чтобы подтвердить их теории, в качестве доказательства они будут сканировать мозговую активность, чтобы показать, что когда вы в депрессии или галлюцинируете и слышите голоса, одни части мозга менее или более активны, нежели другие. А потом они говорят пациентам, что мозговая активность, которую они вот только что отсканировали, представляет вечно меняющуюся химию мозга. Ну осталось теперь назначить эту химию той самой “причиной”. Конечно, корреляция между субъективным опытом человека и химией мозга существует, но это не означает, что можно сводить весь внутренний опыт человека к набору нейротрансмиттеров. Прекратим говорить о “причинах” и поговорим о корреляции.

ДА ЛАДНО ТЕБЕ, С ЭТИМИ ПСИХОТИКАМИ И МАНИАКАЛЬНО-ДЕПРЕССИВНЫМИ ПО-ЛЮБОМУ ЧТО-ТО ДОЛЖНО БЫТЬ НЕ ТАК!

Если у вас есть такое убеждение, пойдите и займитесь изучением гипноза, и поиграйте как следует с вызыванием измененных состояний сознания у себя и у других. Через какое-то время ваше мнение может поменяться, когда вы поймете, что любой симптом из DSM может быть вызван в состоянии глубокого гипноза при помощи языка. У этих людей действительно могут быть серьезные отклонения. Я не утверждаю, что знаю наверняка, как функционирует человек. Я просто указываю, что в действительности не существует никаких доказательств, что эти люди больны. И что еще более важно — рамка болезни НЕ полезна, если вы заинтересованы в создании изменений.

Посмотрите демонстрации сценического гипноза и увидите, как люди проживают позитивные галлюцинации, вроде иллюзии, что все люди в аудитории голые, в то время как всем остальным очевидно, что все одеты. Вы также увидите, что люди могут испытывать негативные галлюцинации людей и объектов, не замечая или не слыша того, что все остальные видят и слышат.

Также полюбопытствуйте об экспериментах Стэнли Милгрэма о подчинении авторитетам. Подумайте о нацистской Германии и геноциде в Руанде и спросите себя, были ли эти люди психически больны? Можете ли вы свести то, что там творилось, к работе нескольких нейротрансмиттеров? Неужто у всех этих людей внезапно и одновременно развился “химический дисбаланс”? Можно было бы разрешить эти конфликты без массовых убийств, если бы у нас были в наличии излишки психиатров и лекарств?

Давайте вновь вернемся к сценическому гипнозу. У вас может возникнуть искушение сказать: “Да все эти люди просто притворяются”. Попробуйте удерживать такое убеждение, когда участники таких шоу едят лук, будучи уверенными, что это яблоко, да еще с таким видимым удовольствием, которое обычно придерживают для чего-то по-настоящему вкусного. А как насчет тех, кто нюхает нашатырь из бутылки, но уверен, что нюхает духи, и физиологические реакции это подтверждают? Довольно потешное зрелище.

Если это все вызвало у вас состояние заинтригованности, начинайте читать исследования об использовании гипноза Джеймсом Эйсдейлом в качестве единственного средства анестезии при хирургических вмешательствах и естественных родах без боли. В наши дни есть люди, которые перенесли операцию на открытом сердце под чисто гипнотической анестезией. На самом деле, недавние исследования гипноза при помощи ПЭТ (позитронно-эмиссионная томография) показывают, что когда у людей в глубоком гипнозе вызывали позитивные галлюцинации цвета, активизировались области в правом и левом полушариях, отвечающие за соответствующее восприятие. Когда участники воспринимали галлюцинацию как реальную, кровоток в области мозга, отвечающей за обработку цвета, менялся в зависимости от внушенной галлюцинации (Косслин и др., 2000).

А когда то же самое просили вообразить участников, которые не были загипнотизированы, эффекты были совершенно иными.

Возвращаемся в реальность при помощи Здоровенного Ножа

Гипнотические феномены и симптомы — это одни и те же феномены, различается лишь контекст.

Несколько лет назад моя близкая подруга попала в автомобильную аварию. Проведя два месяца в коме, она в конце концов пришла в себя в реабилитационном центре. Голос пропал, ходить она не могла, и серьезно пострадала краткосрочная память. Через какое-то время она утвердилась во мнении, что она умерла, а все окружающие просто были продуктом ее воображения. Близкие и друзья пытались ее переубедить, утверждая, что мертвые не могут себе ничего воображать, это не давало совершенно никакого эффекта. В ответ она лишь уверенно шептала: “вы не мертвые, откуда вам знать?”.

Очевидно, она была сильно диссоциирована и отказывалась что-либо чувствовать, включая голод и жажду. Это длилось уже какое-то время, и я всерьез забеспокоился, что доктора сейчас нашлепают ей психиатрических диагнозов и станут пичкать ее таблетками. Я знал, что должен как-то проникнуть в ее реальность и превратить симптоматический транс в терапевтический.

Возможно, вы начинаете догадываться, что та сильная диссоциация, которую испытывала моя подруга, была во многом схожа с диссоциацией, которую люди используют, чтобы провести роды без боли и даже хирургическую операцию на открытом сердце. Я обучил многих людей использовать их навыки диссоциации для работы с “хронической” болью после различных аварий и при болезнях. Я часто помогал клиентам диссоциироваться от тела, предлагая “выйти” из тела и отправиться в гостиную смотреть телевизор, пока их физическое болезненное тело оставалось в кровати. В глубоком трансе преимущественно действует логика “оба/и”, таким образом, человек может одновременно лежать в кровати и смотреть телевизор в гостиной, при этом не будучи в теле, которое испытывает боль.

Моя подруга испытывала тот же феномен диссоциации. Таким же образом, что и мои клиенты, работавшие с болью. Мои клиенты с телесной болью учились диссоциироваться от своих болезненных тел, чтобы сбежать от боли, а эта подруга воспользовалась еще большей диссоциацией, чтобы сбежать от жизни. Тот же феномен диссоциации, просто другой контекст. Именно контекст определяет полезность какого-либо феномена или используемого навыка.

Еще один действительно интересный феномен для исследования — DTI, глубокая идентификация в трансе. Это состояние, когда некто принимает на себя идентичность другого человека. На семинаре по моделированию в 2003 году Джон Гриндер рассказывал, как они с Ричардом Бэндлером провели Стивена Гиллигена через процесс глубокой идентификации в трансе с Милтоном Эриксоном. Гиллиген “стал Эриксоном” до такой степени, что Грегори Бейтсон, близкий друг Эриксона, выбежал из комнаты, когда в трансе Стивен сказал Бейтсону то, чего он сам знать не мог. Согласно Гриндеру, эти упражнения по глубокой идентификации в трансе кардинально улучшили навыки Гиллигена. Для атлета, который хочет освоить новые навыки, уметь делать DTI стало бы невероятным подспорьем.

В сценическом гипнозе тот же феномен возникает, когда женщина вдруг становится Дженифер Лопес, или молодой человек принимает идентичность Элвиса Пресли. Более драматическим образом тот же феномен проявляется в психушке, когда некто становится Иисусом Христом.

В кабинете психиатра пациент с галлюцинациями в виде голосов, которые говорят ему, что ему нужно убить себя. Психиатр говорит ему, что это галлюцинации и тут же галлюцинирует сам (что довольно иронично), утверждая, что у другого человека психическое заболевание. А затем — ВУАЛЯ — голоса говорят психиатру, какие таблетки ему назначить. Еще раз повторюсь, что дело не в самих феноменах, а в том, где и когда они возникают и применяются. Диссоциация чрезвычайно полезна при работе с травмами, фобиями и для работы с болью. Но в работе с горем, например, диссоциация поддерживает разделение человека с моментами счастья, годами поддерживая его застревание в горе. И зачастую именно ассоциация может помочь людям в преодолении горя. Стив и Коннира Андреас описали прекрасные методы, как можно помочь людям ассоциироваться в приятный опыт, чтобы исцелить горе.

Несколько лет назад я работал с молодой женщиной, которая терзала себя тревожностью, превращая свою жизнь в настоящий ад. “А ВДРУГ КТО-ТО ВЛОМИТСЯ В МОЮ КВАРТИРУ И ИЗНАСИЛУЕТ МЕНЯ!”. Уже через 10 минут она потела, пульс подскакивал, а тело била дрожь. Никто и никогда не вламывался ее квартиру и не насиловал ее. А другой клиент был атлетом, и, что интересно, он пользовался точно таким же ментальным процессом, чтобы себя мотивировать. Нет, он не представлял, что его насилуют или что он убегает от насильника. Хотя, может и это бы пошло на пользу… Я читал про одного пловца, которого загипнотизировали, чтобы он поверил, что за ним гонится акула. Все шло довольно неплохо, пока он не добрался до конца бассейна и в отчаянии выбрался на из воды и стал на четвереньках убегать. В случае того атлета, конечно, контекст был другой, но оба они создавали ментальные образы того, что может произойти в будущем, входили в этот фильм и проживали то, что они ощутили бы, случись это в действительности. В терапевтических трансах очень распространен феномен “идеодинамики”, когда что-то происходит без намеренного усилия, вроде непроизвольных пальцевых сигналов, или левитации руки искренним бессознательным движением. Если мы переключимся в контекст олимпийских выступлений, состояние потока или “быть в зоне” — просто еще одно проявление того же феномена. Атлеты пребывают в потоке и просто обнаруживают себя делающими то, что требуется, в нужное время, без видимых усилий.

Отвлекитесь от этого сюжета и представьте булимичку в состоянии зажора. Она тоже будет испытывать искажение времени, прямо как атлет в состоянии потока. И так же как атлеты действуют без усилий нужным образом в нужное время, она тоже демонстрирует непроизвольное поведение.

Естественно, анорексичка, глядя в зеркало, будет испытывать позитивную галлюцинацию, видя отвратительную жирную бабу, в то время как ее семья будет видеть нечто, похожее на жертву холокоста. Одновременно она будет видеть негативную галлюцинацию, не замечая своих торчащих ребер.

Летом 2004 года я разговаривал с Бенни “Реактивным” Уркидесом, легендарным чемпионом мира по кикбоксингу. Мы говорили о медитации и о ментальной тренировке. Он рассказал, что когда он входил в ринг, он прекращал слышать шум зрительного зала, видеть что-либо помимо своего соперника, и мог буквально слышать и чувствовать его пульс.

Развлекитесь — когда встречаетесь с клиентами, которым диагностировано обсессивно-компульсивное расстройство, и понаблюдайте за их состояниями, мыслительными процессами и поведением. А потом посмотрите на человека, который в кого-то сильно влюбился. Вы не найдете значительных различий, за исключением того, что те, кто влюблен, зачастую все-таки счастливы, а люди с ОКР чаще всего несчастны. Но стоит подумать и о тех, кто влюблен сильно и безответно, ведь зачастую они несчастны совершенно таким же образом. Я много размышлял над следующим парадоксом: представим, я отправился в церковь с толпой людей, которые галлюцинируют “Бога”, и мы говорим с ним и молимся ему. Большинство моих знакомых считает это нормальным. Но если я на бизнес-встрече вдруг подниму глаза к небу и произнесу “ОК, Господь”, и, обращаясь к присутствующим, скажу: “Бог вот прям щас сказал мне не подписывать этот контракт, поэтому, к сожалению, я не могу этого сделать. Да и вообще мне пора!”. Как вам такое? Большинство людей подумает, что вы спятили, и что вас надо немедленно обколоть препаратами. А в чем разница-то между этими двумя случаями? Забавно, что я могу говорить с Богом, и это нормально, но вот если он со мной заговорит, это уже помешательство. Ведь все же это он вседержитель, а не я.

Ладно, первое, что нужно было сделать, чтобы помочь моей конкретно диссоциированной подруге, это войти в ее реальность. 

Йорген: Мне нужно искренне перед тобой извиниться. Надеюсь, ты простишь меня, что я не верил, что ты умерла. Знай, что теперь я принимаю тот факт, что ты мертва. Просто мне было так трудно справиться с горем.

Я сделал это, чтобы вернуть раппорт и получить возможность войти в ее мир. Эта часть дела была легкой, ее уже так достало, что никто ей не верит, что она с невероятным облегчением восприняла мое заявление, что все это время она была совершенно права. Когда я понял, что она начала меня воспринимать, я сменил тему. Мы приятно поболтали о том, о сём. Я пришел на следующий день и повел другой разговор. 

Йорген: Слушай, у меня есть друзья в СМИ, они очень заинтересовались тобой и твоей ситуацией. Они хотят снять документальный фильм о тебе для ТВ. Они считают, что это потрясающе, что ты как мертвый человек пользуешься медициной, чтобы улучшить свое здоровье!

Подруга: не думаю, что мне есть чем поделиться по этому поводу.

Йорген: подумай о всех тех людях, которые боятся умирать. Если бы кто-то сказал им, что умерев, они смогут иметь друзей, смотреть телевизор и заниматься спортом, тогда может многие из них станут свободнее и освободятся от своего страха?

Подруга: Ладно, я готова, но только если это все будет всерьез. Я не хочу, чтобы меня там обсмеивали!

Я это сделал, чтобы проверить на прочность ее убеждение. Мне было интересно, что будет, если я полностью присоединюсь к ее реальности, а потом очень конгруэнтно задвину ей подобную идею. Она и бровью не повела. Мое предложение не вызвало никакой сильной невербальной реакции. Мне не удалось ничего активизировать.

На следующий день я снова к ней пришел с еще более драматическим предложением. Я сказал ей, что всегда хотел кого-нибудь убить, чтобы узнать, каково это, но естественно, не мог это сделать по моральным и этическим причинам.

Йорген: раз уж ты все равно мертвая, можно я тебя убью?

Я сказал это так, чтобы ей было ясно, что я настроен серьезно, и вот теперь-то я увидел кое-какой невербальный отклик. Я таки привлек внимание ее бессознательного. Подруга: ну, если это и правда так много для тебя значит, я готова на это пойти.

Так странно сейчас писать про это (да и читать, наверное, тоже). Столько всего произошло там, что толком не описать на бумаге — это и мое состояние, ее состояние, контекст, мое намерение и конгруэнтность, а также ее сильная диссоциация. Сложно, почти невозможно описать взаимодействие всех факторов и нашего раппорта. Мы назначили дату убийства и решили, как это будет сделано. Она настояла, чтобы я убил ее при помощи ножа, но чтобы это не был какой-то там дешевый нож. Это должен был быть дорогой нож. Ну, договорились!

Я заглянул к одному своему старому другу, коллекционеру ножей, у которого в коллекции были весьма впечатляющие экземпляры. Мы сошлись на огромном тесаке, который будто был взят из фильма “Кобра” с Сильвестром Сталлоне.

Ясно помню, как шел по коридорам реабилитационного центра с этим ножом под кожаным пиджаком, переполняемый бьющимся в теле адреналином. Войдя в ее палату, я закрыл дверь (слава Богу!). Драматично и с большой интенсивностью я схватил ее за волосы, приставив нож к горлу. А затем продолжил вербально: “ВОТ И ВСЕ, ТВОЕ ВРЕМЯ ВЫШЛО!”.

Она попала в состояние такого сильного страха, которого я никогда не видел, вдруг очнулась и поняла, что все это взаправду. Несомненно, многие годы работы в качестве инструктора по самозащите позволили мне в нужной степени овладеть актерским мастерством. Подруга: НЕТ, НЕТ! Не надо, не делай этого, я не хочу умирать!

Йорген: Ты не можешь бояться умирать, если уже мертва!

Я остановился, изображая разочарование от того, что она передумала, и какое-то время просто на нее смотрел. Через недолгое время страх сменился замешательством. 

Йорген: у меня есть друг, который несколько лет назад попал в аварию. Он рассказывал, что поначалу был уверен, что умер. Ты бы не хотела с ним пообщаться?

Подруга: Да, пожалуйста! Я так запуталась, я хотела бы с ним поговорить.

Я позвонил Ронни Хансену, одному из моих лучших друзей, который и правда попадал в аварию, и попросил подсобить. Он без колебаний согласился. Он никогда не считал, что умер, но все остальное, что я сказал моей растерянной подруге, было правдой.

Я проинструктировал его, как подстраиваться к ней (не шептать, но говорить очень мягко), и мы выдумали историю, весьма похожую на ее. Он ей позвонил, подстроился к ней, и рассказал эту историю, включая часть про “бытие мертвым”, и сказал ей, что ощутив страх, стал сомневаться, а потом попал в состояние замешательства. Затем он элегантно вывел ее из истории. Изменения были практически мгновенными

Шесть месяцев спустя мы с Ронни рассказали ей, что мы сделали. Она заценила! Этот инцидент с тех пор принес много веселья. Всегда, рассказывая эту историю, мы получали комбинацию ужаса, шока, смеха, а иной раз и негодования. Парадоксальным образом, чем более подготовленными в области медицины были слушатели, тем менее смешным и интригующим они считали то, что мы сделали.

Вы могли бы сказать, что мы с Ронни помогли перевести её симптоматический транс в терапевтический. Другое объяснение может заключаться в том, что мы дегипнотизировали ее. По-простому, мы создали мощный контрпример для ее убеждения, и дали ей такой опыт его проживания, который позволил ей отреагировать на него. Ключевыми элементами были раппорт, калибровка невербальных реакций и создание сильного контрпримера. Конечно, в тему пришлось и сильное состояние страха. Когда она попала в замешательство, мы утилизировали его через звонок Ронни. Пользуясь научением из метафоры его истории, она применила его к себе таким образом, что освободила сама себя.

Хотя симптоматический и терапевтический трансы имеют под собой один феномен, они все же различаются. Если вы займетесь изучением “психотиков с диагнозом” и сравните их поведение с поведением загипнотизированных людей, вы обнаружите, что и те и другие испытывают диссоциацию, используют символические и метафорические выражения, испытывают амнезию, искажение времени, галлюцинации, идентификации, непроизвольное поведение (нечто, что происходит само по себе), и возрастную регрессию.

Правда, клиент в гипнозе или атлет проживают эти феномены таким образом, что они обогащают их мир. Они не пытаются контролировать их или открещиваться от них. А вот психотики проживают опыт своего жесткого и болезненного внутреннего мира, в котором главенствуют искаженные бессознательные процессы. Вместо интеграции и обучения они избавляются, либо пытаются контролировать и проецируют боль вовне. Так как оба типа транса поддерживаются естественными бессознательными процессами, важнейший вопрос заключается в следующем: как мы можем превратить симптоматический транс в терапевтический?

Будем этичнее!

Несколько месяцев назад я виделся с клиенткой у которой возникала сильная тревожность, когда она подвергалась критике или ее отвергали. В телефонном разговоре перед встречей, я стал проверять конкретность сказанного вопросами “какие конкретно” к называемым ею существительным, и “как именно” к глаголам. Хайди: У меня проблема, с которой мне очень нужна помощь. Вы мне сможете помочь?

Йорген: Какую именно проблему?

Хайди: Просто я чувствую себя ужасно, когда кто-то критикует меня или отказывают мне.

Йорген: Как именно отказывают?

Так продолжалось какое-то время, и она поведала о своих конкретных телесных ощущениях. Я заметил, что пока она описывала ощущения, ее голос стал более тонким и зажатым. Я стал забавляться, отвергая ее идеи во время разговора по телефону, и заметил, что как только я повышал голос, ее голос и дыхание зажимались. Быстро стало понятно, что дело было не столько в том, что именно я говорил, а триггером ее симптоматических трансов были именно мои громкие маскулинные интонации. Она стала описывать ситуацию, в которой она допустила ошибку, а ее босс стал ее критиковать на повышенных тонах. В таких контекстах у нее было наименьшее количество выборов. Это дало мне всю информацию, необходимую для создания подходящего контекста обучения. Мы назначили встречу на следующей неделе. Я дал ей указание остановиться на заправочной станции неподалеку от моего кабинета. Она была проинструктирована позвонить мне, чтобы я дал ей указания, как добраться до офиса. Я намеренно дал ей очень плохие инструкции, чтобы она сворачивала не туда, и в результате она опоздала на пятнадцать минут. Когда она вошла в мой кабинет, я громким тоном заявил: “ЧТО С ТОБОЙ, БЛЯДЬ, НЕ ТАК? ТЫ ЧТО, НЕ МОЖЕШЬ ИСПОЛНИТЬ ПРОСТЕЙШИЕ ИНСТРУКЦИИ?”. Тут же она стала трястись и ее горло зажало, когда она попала в сильный симптоматический транс.

Если вы думаете, что к этому моменту у нас с ней не было раппорта, подумайте еще. Раппорт не означает, что вы друг другу нравитесь или чувствуете себя комфортно, хотя подобные ощущения и не редкость, когда у людей есть действительно хороший раппорт. Раппорт — это скорее значит привлечь внимание бессознательного другого человека. Судя по состоянию, в которое она попала, очевидно, что мне удалось привлечь внимание ее бессознательного и конечно, у нее был сильный отклик на меня. Не думаю, что я ей нравился, но раппорт у нас был точно.

Многие практики НЛП ограничивают себя, определяя раппорт как состояние, в котором вы кому-то нравитесь, когда он вам доверяет и чувствует себя комфортно. У меня были клиенты, которым я нравился и которым было со мной комфортно, но с которыми у меня не было никакого раппорта. А были и клиенты, которые меня просто ненавидели (и ненавидят до сих пор), но с которыми у меня был прекрасный раппорт и “чудесные” результаты. Многие психологи и терапевты утверждают, что наиболее важный фактор терапии — это чтобы терапевт нравился клиенту. Подразумевается, что существенной является теплая и эмпатичная атмосфера, в которой терапевт — нечто вроде акушерки. Ну, с этим я совершенно не согласен. Это просто-напросто не соответствует моему опыту. Что вам действительно необходимо, так это сделать так, чтобы клиент РЕАГИРОВАЛ, а также превосходные навыки калибровки. Поскольку мне удалось получить от Хайди отклик в виде симптоматического транса, я теперь мог наблюдать, как она выглядит и звучит в этом состоянии.

Если вы врубаетесь, что НЛП — это бесстыдное манипулирование процессом, а не содержанием, то вы понимаете, что нет разницы, что именно вы делаете, пока у вас есть возможность заставлять клиента реагировать и калибровать его реакции. Получив сильный отклик и откалибровав его, вы совершаете какую-то интервенцию. Если вы получаете то, что хотели — отлично, а если нет, вы лезете в свой мешок с хитрыми трюками и достаете что-то еще. После своих вмешательств вы активируете старые якоря. И если старые реакции ушли, и вам удалось заменить их чем-то лучшим — МОИ ПОЗДРАВЛЕНИЯ!

Думаю, что вы должны стремиться к такой вот простоте в работе с изменениями. Поймите, что для некоторых людей в некоторых контекстах добрая, мягкая акушерка — это именно то, что нужно. Если клиент реагирует на это, вы делаете это оправданно. Но если при этом мягкое слушание — это единственный инструмент в вашем арсенале, а клиент на него не откликается, у вас есть два выбора:

1. Назвать клиента сопротивляющимся. Тут подразумевается, что сама по себе терапия работала прекрасно, пока на ее пути не встал чертов клиент.
2. Радикально изменить собственное поведение. Быть провокативным, вульгарным, использовать шок, отвлечение внимания, замешательство, скуку, да что угодно еще, чтобы получить отклик клиента. Также вы можете просто изменить свои собственные внутренние реакции таким образом, чтобы попасть в совершенно другое состояние. Благодаря этому часто и клиент автоматически изменяет свое поведение. Раз уж мы заговорили об этике, думаю, что этика проста. Поймите, что ваша задача — получить результаты, и если вы в состоянии их получить, просто сделайте это. А если результатов нет, не берите деньги. Что ж, вернемся к нашей подруге Хейди.

Йорген: Вот так, закрой глаза и сфокусируйся на этом ощущении. Я буду считать от десяти до одного, и когда я досчитаю до единицы ты вернешься в самое первое событие, с которым связано это чувство… Десять… Сфокусируйся на этом ощущении, девять, отправляясь назад во времени, восемь семь шесть пять… становясь младше, четыре, соприкасаясь с этим чувством, три, два, назад, к самому первому событию… ОДИН — ТЫ ТАМ. Здесь я использую симптом как аффективный мост в прошлое. Поскольку она вошла в симптоматический транс после моего небольшого трюка, не было нужды в формальном гипнотическом наведении. Что касается гипнотических наведений, так многие гипнотерапевты попытались бы ее успокоить, а потом обратились бы к какой-то индукции типа прогрессивного расслабления. Милтон Эриксон же писал, что нужно использовать то, что делает клиент, чтобы зафиксировать его внимание и создать терапевтический транс.

Я предпочитаю активировать симптом, а затем использовать его для фиксации внимания, чтобы потом при помощи симптома отправиться в прошлое к воспоминаниям, с которыми он связан, чтобы мы могли переякорить состояния и изменить способы восприятия, которое отвечает за симптом. 

Йорген: По первому впечатлению, ты внутри или снаружи?

Хайди: Внутри.

Йорген: Ты одна или с людьми?

Хайди: Учитель кричит на меня!

Йорген: Сколько тебе лет? Хайди: Восемь. Я начинаю с простых вопросов вроде “Ты внутри или снаружи?”. Проще вот так постепенно восстанавливать воспоминание или реконструировать ситуацию, нежели пытаться сделать все и сразу.

Йорген: Продолжай фокусироваться на этом чувстве. По мере того как ты это делаешь, я буду считать от пяти до одного, и когда я досчитаю до единицы, ты окажешься в ситуации самого первого события, связанного с этим чувством. Пять, сфокусируйся на этом чувстве, четыре-три, два, к самому первому событию… И ОДИН — ТЫ ТАМ.

Йорген: Ты внутри или снаружи?

Хайди: Снаружи.

Йорген: Одна или с людьми?

Хайди: С людьми.

Йорген: С кем ты? Хайди: С папочкой и с сестрой.

Само содержание меня вообще не волнует. Единственная причина, по которой я задаю эти вопросы, это необходимость получить репрезентацию, как и где она осознает визуальные, аудиальные и кинестетические элементы этого опыта. Это даст нам возможность совершить максимальное усилие для создания новых синестезий и новых выборов.

Йорген: Продолжай фокусироваться на этом ощущении. Когда я досчитаю до одного, ты вернешься к самому первому событию. Я так же считаю и продолжаю ту же линию вопросов.

Йорген: Ты внутри или снаружи?

Хайди: Я снова в том же месте.

Когда я осуществляю регрессию, моя задача — реконструировать самое первое воспоминание, с которым связано это чувство. Если клиент оказывается дважды в одном и том же месте, я выбираю принять это за признак того, что он добрался до первого события.

Йорген: Начни подниматься над событием. Выше и выше поднимайся в воздух, так чтобы ты была над тем, что происходит, теперь глядя на это сверху вниз. Мой вопрос таков: чему такому тебе нужно научиться из этого события, что когда это научение произойдет, это позволит тебе отпустить страх? Когда ты научишься всему, чему нужно было научиться, я хочу чтобы твое бессознательное сохранило это научение в том особом месте, которое у тебя есть для таких научений.

Если вы изучали работу с линией времени, вы узнаете гипнотический язык, использованный мной в этом параграфе. Сильное влияние на мою работу оказала Терапия Линии Времени (Time Line Therapy, TLT), и она стала значимой частью моего инструментария. Позже я покажу, как можно перевести работу с линией времени на новый уровень, используя некоторые модификации.

Йорген: теперь поднимись еще немного выше… И отправляйся чуть дальше назад в прошлое, так чтобы ты оказалась как минимум за 15 минут до события. Кивни, когда будешь там.

Хайди: *Кивает*

Йорген: Оставайся там, во внутреннем пространстве, и обернись, глядя на событие впереди, и СЕЙЧАС… где же СТРАХ… он ПРОПАЛ?

Хайди: Да!

Ее невербальные сигналы поддерживали ее вербальные изречения.

Йорген: Позиция, в которой ты сейчас находишься, называется позиция отпускания, релиза. Теперь я хочу,чтобы ты нырнула в событие и попыталась найти тот старый СТРАХ, или может быть, ты сможешь обнаружить, что он ИСЧЕЗ?

И вновь эта прекрасная двойная связка из Терапии Линии Времени. Слово “попытаться” подразумевает провал. Так что когда мы инструктируем кого-то попытаться сделать что-либо, обычно они возвращаются и говорят, что попытались. Очевидно же, что когда кто-то говорит, что пытался быть вежливым или прийти вовремя, вы понимаете, что это у них не вышло. Хайди: Он исчез.

Йорген: Поднимайся над событием и начинай перемещаться в сторону момента сейчас… Лишь настолько быстро, насколько быстро ты ОТПУСКАЕШЬ весь СТРАХ во всех последующих событиях до самого момента СЕЙЧАС… Я хочу, чтобы ты использовала позицию отпускания перед каждым событием… ОТПУСКАЙ СТРАХ и СОХРАНЯЙ ВСЕ НАУЧЕНИЯ во всех событиях до момента СЕЙЧАС.

Хайди: Я снова в сейчас.

Йорген: Давай-ка проверим… Я хочу, чтобы ты выбрала пять событий из своего прошлого… Отправляйся назад в каждое из них и попытайся, действительно попытайся обнаружить это старое чувство страха или обнаружить, что сейчас оно полностью исчезло.

Примерно через минуту Хайди сообщила, что страх исчез.

Йорген: А теперь отправляйся в будущее, в такое событие, которое в прошлом могло активировать твой старый страх, и замечай как ты ЧУВСТВУЕШЬ СЕБЯ ИНАЧЕ, по мере того как ты проживаешь событие подходящим образом, в свете своих новых выборов. Хайди: я в порядке! Мне не нравится, когда люди кричат на меня, но это больше не вызывает никакой паники.

Хайди была проинструктирована вернуться обратно в настоящее. Как только она открыла глаза, я снова стал вести себя как вредный мудак. Но на этот раз ее невербальные реакции были совсем иными. Она стала защищаться вербально. А поскольку я знал, как она выглядела и звучала, когда ее критиковали раньше, я был уверен, что мы произвели изменения.

Йорген: Знаешь, Хайди, я всем этим занимаюсь много лет. И надо сказать, ты одна из самых, мать их, тормознутых. Ты вообще не самый острый нож на полке, да? ЧТО, БЛЯТЬ, С ТОБОЙ НЕ ТАК? Это то же самое выражение, которое я использовал, когда она вошла в мой кабинет часом ранее. Я был в том же состоянии, делал то же самое, что и тогда, запуская все старые якоря.

Хайди: Ты очень грубый мужчина. Как ты оправдываешь такое обращение с людьми, которые просят тебя о помощи?

Йорген: Ты сейчас утвердила себя, Хайди. Ты сделала это уместным способом. Смогла бы ты так сделать до того, как вошла в мой кабинет?

Вы можете заметить, что мой критический настрой был чересчур сильным. Я обвинил ее в тупости и медлительности, а правда заключалась в том, что она решила свою проблему всего за час. Очевидно, что сейчас она была в состоянии, в котором у нее был доступ к навыкам критического мышления, тем самым навыкам, с помощью которых она ловко разобралась с моей критикой. При том что ей, очевидно, пришлось вести себя ассертивно, как и положено в случаях подобного необоснованного поведения, ее невербалика несомненно показывала, что она получила те изменения, за которыми пришла. Хайди: Нет, я бы не смогла.

Йорген: Вот этим свое поведение я и оправдываю. В дальнейшем стало ясно, что интервенция была успешной. Также ясным стало то, что я ей до сих пор не нравлюсь. Возможно, вас заинтересует тот факт, что до меня она была у нескольких других терапевтов, которые ей очень нравились, но так и не смогли добиться результата.

Я считаю, что этот случай, как и многие другие (некоторые из которых приведены в книге), доказывает, что важнейший фактор для результата работы ВОВСЕ НЕ В ТОМ, нравитесь ли вы клиенту. Посмотрим-ка еще на парочку кейсов, опровергающих расхожие представления о том, что вы должны нравиться клиентам, чтобы помочь им получить то, за чем они пришли. 

Обожаю пособия по безработице

Несколько лет назад я работал в качестве консультанта на правительственную организацию, которая помогала безработным вернуться к работе. Меня наняли, чтобы работать с трудными случаями, группами людей, не работавшими много лет, многие из которых делать этого и не собирались. Для большинства из них пособия, которые им платили, были слишком хороши, чтобы от них отказываться. А что и правда интересно, так это то, что большинство из них были здоровы и не имели никаких законных оснований получать пособие, за исключением желания год за годом иметь систему. Моей задачей было нечто вроде мотивации и помощи этим людям в преодолении страхов и блоков, которые мешали им ходить на собеседования и т. п.

Однажды в полдень я должен был встретиться с новой группой. Я встретил женщину, которая обучала их навыкам работы с компьютерами. Покидала здание она в подавленном настроении. Я решил понаблюдать за группой, чтобы понять, что происходит.

Мне было невдомек, что мне предстояло участвовать в турнире, в котором участники сражались за единственную корону — право называть себя самой жертвенной жертвой в комнате. Они все сидели вокруг большого стола и ели, рассказывая различные леденящие душу истории о том, как кому-то однажды пришлось выйти из дома, чтобы заработать денег на жизнь. Мужчины матерились, женщины плакали. У одних были фобии, у других панические атаки, у одного мужика боль в пояснице, у какой-то женщины мигрень, и т. д. и т. п.

Тут требовалось прерывание паттерна. Работать с группой, пребывающей в таком состоянии жалости к себе, было бы совершенно неэффективно и невероятно тяжело. После того как я создал внутри себя сильное состояние жалости к себе, я кое-как притащил свою тушку за общий стол, оглядел группу и спросил: “Это и есть то самое место, где эти мошенники заставляют неизлечимо больных людей работать, вместо того, чтобы дать им изо всех сил наслаждаться последними деньками?”.

Захватив их внимание, я сказал, что у меня СПИД, что я очень болен и мне недолго осталось. За каким хреном кому-то могло прийти в голову притащить меня сюда? Моя маленькая афера сработала! Их паттерн был прерван, и я без труда выиграл этот чемпионат. В конце концов, со СПИДом там тягаться никто не мог. Меня стала обнимать какая-то женщина, я с ней какое-то время пообнимался. А через несколько секунд сказал им, что пошутил, что я ведущий их группы и что занятие началось. Кое-кто стал истерически смеяться, некоторые уставились на меня с недоверием, а другие впали в ярость, возмущенные моим маленьким трюком. “Да как ты посмел”, “вот ублюдок” — ругались они. Ни один из них не похвалил мою находчивость.

Йорген: Вы куча ссыкунишек и лузеров! Я не собираюсь тут запариваться с политкорректностью. Мне заплатили, чтобы я работал с вами, НЕУДАЧНИКИ! Так что придется работать, хотя конечно от такой ебанутой группы многого я не жду.

Я сказал это конгруэнтно, но и с долей сарказма в голосе. По факту, комната разделилась. Половина из них угорала над собой, а половина была ОЧЕНЬ зла. Группа предсказуемым образом конкретно не согласилась со мной и стала довольно продуктивной. И хотя некоторые из них поняли, что я делал, и посчитали это возмутительным, другие мобилизовали все силы, лишь бы доказать, что мудак Йорген совершенно не прав.

И юмор, и гнев куда продуктивнее жалости к себе. Причина, по которой я установил такой хороший раппорт с группой в том, что я вербализовал все то, о чем они уже и сами так или иначе думали. Большинство из них рассматривало себя как “лузеров”. Если бы я стал говорить им, какие они замечательные, доверия это бы не вызвало, потому что не соответствовало бы их опыту.

Подумайте о том, что часто случается в терапии. Пациенты начинают рассказывать терапевту, что они никчемные. Терапевт пытается убедить их, что они на самом-то деле они замечательные. И чем больше он это делает, тем больше пациент занимается саморазрушением. Я, если вижу, что клиенты склонны к саморазрушению, обычно соглашаюсь с ними. А потом я сильно преувеличиваю то, насколько они безнадежны, до тех пор пока клиент не начинает смеяться или злиться. Когда люди начинают смеяться, они в состоянии измениться, а когда они злятся, они могут начать отстаивать себя. Раз уж кому-то из нас двоих придется играть адвоката дьявола, я предпочитаю, чтобы это был я. Зачастую, стоит лишь начать инвертировать этот паттерн, и дело сдвигается с мертвой точки даже в тех случаях, когда больше ничего не срабатывало.

Исполняя роль адвоката дьявола

Лиз была одной из участниц вышеупомянутой группы, и несмотря на хорошее образование, она чувствовала себя никчемной. А еще она была полярным ответчиком. Когда она рассказывала окружающим, насколько она никчемная, они старались ее приободрить. И чем больше они старались, тем больше она находила подтверждений того, что она действительно никчемна.

К сожалению, это частая история. Друзья и семья зачастую помогают людям поддерживать и усиливать свои проблемы, “помогая” им таким вот образом. Их намерения позитивны, но часто имеют ужасные последствия. Она обратилась ко мне за помощью, и перед тем как согласиться поработать с ней, я заставил ее проделать кое-какую работу, заявив ей, что не уверен, что она стоит моего времени и усилий.

Лиз: Я чувствую себя ничтожеством, и это просто безнадежно. Она пустилась в объяснения, насколько она глупа и некомпетентна, и в течение нескольких минут предъявила всевозможные объяснения того, почему она бездействует и находится в депрессии.

Йорген: Лиз, да я согласен, что ты ничтожество, так что давай начистоту. Мне ты тоже не особо нравишься, а с чего бы вдруг? Ты только и делаешь, что целыми днями язвишь и жалуешься. Какая уж тут надежда?

Лиз: Но, но, я и правда ничего не могу поделать!

Йорген: Конечно не можешь. Может ты просто слишком туповата, чтобы нести ответственность за свои поступки… Лиз: Все не так плохо!

Обратите внимание на реверс паттерна. Стоило мне начать играть адвоката дьявола, Лиз начала самоутверждаться.

Йорген: Ой, да все еще хуже. Ты утверждаешь, что ты никчемная. Так вот ты хуже, чем никчемная. Вообще-то ты самый настоящий деструктивный элемент, который целыми днями только и делает, что злословит и жалуется, а вдобавок ты еще и слишком тупая, чтобы понять, что ты сама себя заставляешь страдать. Одна шустрая пуля и все кончено. Просто убейся! Ты, вообще-то, и так мертвая, так пора это уже официально зафиксировать. Зачем напрягаться, живя жизнью без страсти, без любопытства, не развиваясь и не делая вклад? Лиз: Я СТРЕЛЯТЬСЯ НЕ СОБИРАЮСЬ!

Йорген: Да ясное дело. Ты беспонтовая трусиха. Нужна все же кое-какая сила воли, чтобы нажать на спуск. Думаю, передозировка снотворным в твоем случае лучше подойдет.

Произнося, я так смеялся, что едва мог говорить. Фрэнк Фаррелли был прав, радостный садизм иногда бывает весьма полезен. Весьма предсказуемо, когда я усилил свою часть паттерна, преувеличивая ее до неадекватного уровня, Лиз начала отстаивать себя по полной программе. И пока я истерично смеялся, она стала называть свои позитивные качества и перечислять достижения, и пока она это делала, она оказалась в довольно ресурсном состоянии. На стене висело большое зеркало, и это навело меня на мысль.

Йорген: Жаль, конечно, что у тебя нет ни воли, ни честности.

Я схватил ее в охапку, поставил перед зеркалом и стал дразнить.

Йорген: Если бы у тебя был внутренний стержень, ты бы смогла повторить все это, глядя в зеркало. Когда она начала перечислять свои позитивные качества и вновь входить в ресурсное состояние, я заякорил его, прикоснувшись к ее плечу. Йорген: Закрой глаза, и по мере того как это чувство становится все сильнее и сильнее с каждым вдохом… Если бы у этого чувства был цвет, какой бы он был?

Лиз: Красный. Красный цвет.

Йорген: Заметь с какой легкостью это чувство становится еще сильнее, когда эти красные ощущения вращаются в твоем теле… И еще сильнее, пока ты не услышишь звук, с которым оно вращается в твоем теле… И чем больше ты фокусируешься на этом ощущении, в то время как оно становится ярче, ты замечаешь, что чем ярче оно становится, тем сильнее ощущение, а чем сильнее ощущение, тем ярче цвет. Делая так, что клиенты видят цвет какого-то ощущения, а потом создавая усиливающую петлю, в которой вы внушаете, что чем сильнее чувство, тем ярче цвет, а чем ярче цвет, тем сильнее чувство, вы создаете петлю, которая позволяет с легкостью осуществлять усиление. Милтон Эриксон называл это “соединением противоположностей”. Этот феномен позволяет взять нечто, что вы можете проделать с легкостью, и присоединить к чему-либо другому. Таким образом, если клиентам легко увидеть цвет, они могут связать это с усилением чувства, и наоборот. Лиз усилила свое состояние, и была отправлена в воображаемое путешествие в своё будущее, пользуясь этим ресурсным состоянием как фильтром, через который она проживала это создаваемое будущее. Минут через десять я сказал ей возвращаться оттуда и приступать к действиям, или броситься уже в реку. Последнее предложение было отвергнуто, о чем с ясностью свидетельствовали ее невербальные сигналы. Когда она вышла из комнаты, я начал беспокоиться, что зашел слишком далеко. Люди, которые меня наняли, уже получали от психиатров жалобы на мои выходки. Представьте себе мое облегчение, когда я увидел ее две недели спустя. Она собиралась вновь выйти на работу, и крепко обняла меня, поблагодарив за то, что помог ей пробудиться. Она прямо заявила мне, что то, что я для нее сделал, было лучшим из того что кто-либо делал для нее за последние 10 лет. Все, что я сделал, в сущности, было прерыванием ее ограничивающего паттерна, чтобы она смогла обратить его в другую сторону, тем самым создавая в своей жизни больше выборов.

Очаровательный “суицидник”

Естественным образом вспоминается еще один клиент из той же группы. Рюне пребывал в депрессии и много болтал о том, что его жизнь не стоит того, чтобы жить. Он никогда прямо не утверждал, что хочет совершить самоубийство. Вместо этого он вел туманные разговоры о том, какая сука жизнь, чтобы люди считали, что у него склонность к суициду. Он использовал это, чтобы устанавливать связь с другими людьми и чувствовать собственную значимость.

Это частая история — заиметь серьезную проблему, чтобы чувствовать себя значимым и поддерживать связи с другими. Зачастую это действенный способ получить внимание и поддержку, не прося о них прямо. Я решил помочь ему устанавливать контакты с людьми и чувствовать свою значимость другими способами, поскольку его старые способы делать это стали скорее отталкивать людей от него, а также он негативно влиял на состояние группы.

Хотя содержание и отличалось, Рюне использовал тот же самый паттерн, что и Лиз. Так что я решил сделать нечто похожее. Однажды утром я отозвал Рюне в сторону и сказал ему, что поддерживаю его идею о том, что жизнь — сука, и что хочу помочь ему организовать самоубийство. Он ни разу вслух не заявлял, что хочет совершить самоубийство, а лишь пространно рассуждал об этом, чтобы люди стали думать, что он обдумывает суицид. Я сделал это, чтобы показать, что эта его дурость меня не пугает, а также чтобы украсть его фрейм, понуждая его таким образом изменить свое поведение. Рюне был совершенно поражен моим маневром, но сделал вид, что все в порядке, и стал мне подыгрывать. Мы организовали встречу, где обсуждали практические вопросы совершения самоубийства. Я со всей ответственностью включился в детальное планирование. И хотя вербально он все еще подыгрывал, его невербалика ясно показывала, что он больше со мной не стыкуется, и что он начал действовать отлично от того, как мы планировали.

На следующей встрече я предложил, чтобы он написал своей дочери письмо с оправданиями того, что ему пришлось убить себя. А когда он заявил, что не очень-то умеет выражать себя, я “искренне” предложил ему, что напишу такое письмо вместо него. Я как раз недавно прочел книгу Фрэнка Фаррелли “Провокативная терапия”. Эта книга действительно открыла мне глаза на прерывание паттернов. Безусловно, она сделала мою работу с этими людьми куда более веселой и продуктивной. Естественно, я написал ужасное и извращенное письмо о мужчине, у которого недостаточно силёнок, чтобы справляться с трудностями жизни. Когда я дал это письмо ему, он было всерьез разозлился, но поскольку я начал смеяться, он тоже не выдержал и стал истерически хохотать. После этого небольшого трюка его поведение радикальным образом улучшилось. То же самое произошло и с его социальными навыками, поскольку он научился относиться к другим более конструктивно. Каждый раз, когда ко мне приходит новый клиент, я делаю все возможное, чтобы выяснить, с какими терапевтами они уже встречались, а также какие реакции они получали от окружающих, когда проявляли свои симптомы. Люди, демонстрирующие самые разные симптомы, обычно получают весьма предсказуемые результаты от окружающих. Поэтому часто они используют симптомы, чтобы контролировать других, или получить то ощущение безопасности, которое иначе в нашей турбулентной жизни они не ощущают. Что бы там ни случилось, они знают, что если они включат свои симптомы, от своего окружения они получат очень предсказуемые реакции.

Часто моей задачей становится помочь им получить чувство стабильности и безопасности более здоровыми методами, а также строить связи с другими и обретать чувство значимости более уместными способами. Чтобы добиться этого, мне необходимо давать им совершенно другие реакции на их симптоматическое поведение, отличные от тех, к которым они привыкли. Если я буду реагировать на их симптомы точно таким же предсказуемым образом, как и остальные, Я ПОДТВЕРЖДАЮ, ЧТО НЕ ИМЕЮ НИКАКОЙ ЦЕННОСТИ ДЛЯ НИХ, поскольку я не выкладываю на стол ничего нового. Выдавая знакомые им реакции, я тем самым также подкрепляю их застревание в ограничивающих паттернах. А когда я умышленно прерываю их паттерны и демонстрирую другие, незнакомые им реакции, это вынуждает их изменить свои действия. И когда они так делают, они расширяют спектр своих выборов, пока не достигнут той точки, где симптомы становятся им уже не нужны. Это становится возможным, когда у вас есть раппорт и способность калибровать реакции, которые вы получаете от клиентов. Если у вас есть такие навыки и способность помещать самих себя в нужное состояние, у вас есть все необходимое, чтобы получать великолепные результаты.

Джон Гриндер помог мне по-настоящему понять это, регулярно повторяя, что все паттерны — это ложь. Он любит говорить, что паттерны нужны, чтобы вам было на чем сфокусироваться, пока вы учитесь добиваться отклика и развиваете свои навыки калибровки.

Как облажаться во имя благих намерений

Порой то состояние, в котором находитесь вы сами, делает практически невозможным для клиентов продемонстрировать перед вами некоторые реакции. Помню молодую женщину, которая вошла в мой кабинет много лет назад и пожаловалась на сильную депрессию и низкую самооценку. Она рассказала интересную историю начала своей терапии, на которую она пошла после того, как почувствовала фрустрацию. В то время она не была в депрессии, а была просто фрустрирована, потому что ее жизнь развернулась вовсе не так, как она рассчитывала. А вот ее психиатр решил, что она в депрессии. Когда она стала с этим спорить, он заявил, что многие молодые люди находятся в депрессии, не зная об этом, и это как раз ее случай. “Психиатр здесь я, а вы в депрессии” — вот было одно из его любимых выражений.

В течение нескольких недель обработки этой чепухой он ее таки убедил, и она уступила, развив у себя состояние депрессии. Следующим пунктом этого курса было начать вести разговоры о ее депрессии, чтобы выяснить, откуда она возникла и ее причины. Любой гипнотизер скажет вам — то, на чем вы фокусируетесь, вы усиливаете. И если вы думаете, что на этом они остановились, подумайте еще. Чтобы причинить ей еще больше пользы, он убедился, что она стала посещать группу других тревожных и депрессивных людей, обучающихся друг у друга различным новым способам быть в депрессии.

Не знаю как вам, а мне кажется очень плохой идеей, чтобы депрессивные люди зависали с другими депрессивными. Поскольку все вокруг депрессивные, получается, что ни у кого в группе нет рабочего решения. Я думаю, что лучше уж тусоваться со счастливыми людьми, или с теми, кто когда-то был в депрессии, а теперь большую часть времени доволен жизнью. Дать клиентам возможность моделировать таких людей — идея куда лучше.

Я спросил ее, как она понимала, что настало время идти в депрессию, и каким образом она это делала. Она сказала, что она просыпалась, смотрела в потолок и понимала, что некуда идти, и делать нечего. Это возвращает нас к нашему сияющему психиатру, который предложил ей бросить работу и учебу, чтобы она могла полностью сфокусироваться на своей депрессии.

Решение же было очевидным — ей нужно было вновь вернуться в игру жизни (ну, может, с какими-то новыми навыками) и держаться как можно дальше от психиатрии. Я стал высмеивать образ мышления, которым пользовалась она и ее психиатр, вновь преувеличивая и доводя масштабы ее проблем до смешного. Я также сказал ей наотрез отказаться от антидепрессантов, пойти и найти себе работу, и бежать прочь от психиатрии. А до этого я стал истерически смеяться, когда она рассказывала мне, как она устраивала свою депрессию. Она взбесилась, выбежала из кабинета, заявив, что никогда больше не вернется. Я был уверен, что я облажался, что ни в чем не смог ей помочь.

Через пару лет мне позвонила юная леди и стала благодарить за то, что я изменил ее жизнь. Не узнав ее по голосу и не зная имени, я был весьма озадачен. Пришлось признать, что я понятия не имею, о чем она говорит. Когда же она напомнила, что случилось, и как она выбежала из моего кабинета, я еще больше смутился.

Несмотря на то, что мой кабинет она покинула в ярости, когда она успокоилась, она обнаружила, что в том, что я говорил, точно был смысл, и она разуверилась в своем психиатре. Линда сказала, что сыграл свою роль мой саркастический смех. Ее взбесило то, что профессионал вроде меня мог так угорать, когда она рассказывала о своих проблемах. Так или иначе, через какое-то время она стала думать: “Раз терапевт смеется над моими проблемами, может, не такие уж они и серьезные”.

Я, тем самым, дал ей тогда мощный контрпример к ее убеждению, что у нее были серьезные проблемы. Это убеждение и было проблемой, которая появилась из-за того, что она приняла слова профессионала всерьез. Прошло немного времени до того, как она вновь вышла на работу, и у нее не стало времени на депрессию.

Джон Гриндер в своих интервенциях подчеркивает важность состояния и физиологии. Чем больше я проводил времени с Джоном, тем лучше становились мои результаты. Я сделал работу с состояниями и физиологией значимой частью моей работы. И речь не только о состоянии клиента, но и о моем собственном. Когда я, устанавливая раппорт, помещаю себя в состояние высокой концентрации, это позволяет клиентам моделировать меня, даже не будучи в курсе, что они это делают. Лучшее, что я могу посоветовать для развития этого навыка — ежедневная практика медитации. Медитация помогает развивать способность фокусироваться и присутствовать.

Проиграть, чтобы выиграть 

Пару дней назад, на семинаре Джона Гриндера и его партнерши Кармен-Бостик Сент Клер, я сказал присутствующим, что проверял паттерны “Нового кода”, применяя их “ко всему подряд”. Используя их даже в тех контекстах, где они, по-моему мнению, не должны были сработать. Как пример можно привести использование игры нового кода “Алфавит” при бессоннице и горевании (подробнее об играх нового кода поговорим позже). Я рассказал аудитории историю Мари, девушки лет тридцати, которая стала испытывать панические атаки и множественные фобии. К ним относились фобии садиться в автобус, входить в торговый центр и множество других не менее странных фобий. Мы пару минут поболтали, и она сказала мне, что за месяц до того, как у нее впервые случилась паническая атака, ее уволили с работы, ее бросила невеста, а в ее семье кто-то умер. Часто случается, что люди создают какой-то симптом, когда жизнь становится невыносимой. Они используют симптом, чтобы отвлечь себя от того, с чем они не хотят встречаться. Именно это сделала Мари. Ее жизнь была кошмаром. Чтобы передохнуть от нее и избавиться от необходимости со всем разбираться, она создала эти фобии, чтобы у нее был постоянный повод отвлечься от того, что ее пугало на самом деле.

Я решил сделать с ней один из паттернов нового кода, который называется “сталкинг”. Сталкинг — это паттерн, разработанный чтобы помочь людям, которые впадают в какие-то состояния слишком быстро или слишком медленно, не успевая заметить это до того, как окажутся в них. Примерами быстрых состояний могут быть ярость и фобическая реакция. А депрессия и выгорание — это те состояния, в которые люди себя уделывают так медленно, что иногда даже не замечают, пока не окажутся в них по шею.

Сначала я сделал так, чтобы Мари вошла в физиологическое состояние тревожности, стоя на полу в определенном месте. При этом входила она не в контекст ситуации. В сталкинге предпочтительнее использовать само состояние. Затем в другом месте на полу мы разместили пространственный якорь на ресурсную физиологию. Потом она вышла из ресурсного якоря. Следующим шагом я проинструктировал Мари очень медленно двигаться в сторону пространственного якоря тревожности, и как только она почувствует первые признаки тревоги, остановиться, встряхнуться и быстро перепрыгнуть в то место, где в пространстве расположен ее ресурсный якорь. Это было проделано четырежды. Прелесть этого паттерна в том, что теперь клиент может делать выбор, идти ли в нересурсное состояние или нет. Вы не отнимаете у него выбор пойти в нересурсное состояние, вы привносите выбор в тот контекст, в котором клиент раньше действовал таким образом, как будто бы выбора у него не было.

Затем я отвез Мари в торговый центр. Она вошла туда без всяких проблем и потом провела прекрасную неделю. Я выбрал сталкинг, потому что думал, что этот паттерн вряд ли сработает в этом контексте. А причина, по которой я считал, что сталкинг не даст устойчивых изменений в том, что сталкинг не разбирается с вторичными выгодами, которые давали ее фобии и тревога. Раз тревога исчезла, ей вновь придется разбираться с ее тягостной жизнью. И я был прав, неделю спустя симптомы вернулись.

Когда она пришла на следующую сессию, мы сделали с ней шестишаговый рефрейминг. Во время этого процесса ее бессознательный разум согласился постепенно, в течение нескольких недель отпускать тревогу, в то время как она будет экспериментировать с новыми выборами. Также ей были даны задания в реальной жизни, предназначенные научить ее учитывать свои эмоции как сигналы, которые можно использовать, вместо того чтобы пытаться избавиться от них и контролировать их сознательным разумом. Эта работа заняла у нас четыре-шесть недель и оказалась очень успешной.

Некоторым участникам семинара трудно далось слушать о моих экспериментах. Они не могли понять, как я мог взять паттерн, который не должен был сработать (по крайней мере, по моим рассуждениям) и использовать его первым. Как я мог пойти на такой эксперимент? Я объяснил им, что были веские причины сделать именно так. Использовать паттерны в тех контекстах, где они вряд ли сработают, это прекрасный способ проверить их. Конечно, это зависит от вашей конгруэнтности, когда вы действуете так, будто абсолютно убеждены, что это сработает. Очень часто мне удавалось удивить самого себя, заставляя работать “неподходящие” паттерны.

Господи, благослови богохульство

Недавно у меня был еще один клиент, у которого настали трудные времена, и он создал всякие странные фобии. Я решил добиться от него действительно сильной вовлеченности, и сказал следующее: “У твоей проблемы есть очень простое решение, и ты будешь рад услышать, что оно не противоречит этике. И оно не опасное. Но это будет некомфортно и потребует усилий, и у тебя может возникнуть искушение сдаться до того, как ты добьешься успеха. Так что сейчас, перед тем как я тебе скажу, в чем оно заключается, мне нужна твоя абсолютная готовность и обещание, что ты это сделаешь”. Примерно через минуту Рита сказала: “Да”. Я заставил ее пожать мне руку и пообещать, что она сделает все, что я скажу. 

Йорген: Рита, какой первый сигнал или ощущение ты чувствуешь в теле, по которому ты понимаешь, что ты начинаешь ЧУВСТВОВАТЬ СТРАХ…

Рита: Это вот здесь, в моем животе. Пока она говорит, она входит в состояние страха. Рита была достаточно ригидная и приличная женщина, к тому же религиозная, так что я решил использовать ее страх.

Йорген: Каждый раз, когда ты будешь чувствовать эти первые ощущения в твоем животе, ты должна повторять мантру: “ЗАТКНИСЬ, БЛЯДЬ!” снова и снова, пока оно не исчезнет. На этом я ее отпустил, а когда она пришла через неделю, все ее старые тревоги рассеялись. У нее получилось!

Рита: У меня получается! Я одолела все эти тревоги с моей новой мантрой, но мне бы теперь какую-то другую, потому что эта мне не нравится.

Йорген: Нет, эта мантра специально разработана для таких ситуаций.

Когда через какое-то время я получил от нее весточку, мантра все еще работала. Я думаю, это сработало, потому что ее больше пугало выражение “ЗАТКНИСЬ, БЛЯДЬ!” и чувства, которые оно вызывало, чем те контексты реальной жизни, которыми она пользовалась, чтобы себя пугать. Как-то она сама смогла со всем разобраться и нашла новые способы иметь дело с жизнью без каких-либо специальных инструкций с моей стороны.

Мари оказалась в ситуации, в которой ей пришлось адаптироваться к непростым переменам в жизни. Ее старая идентичность оказалась под угрозой, и она не знала как справиться с текущей ситуацией. Как было сказано ранее, было ясно, что она использовала симптомы, чтобы отвлекаться от окружающей жизненной ситуации. Очевидно, ей нужно было справиться с горем, а чтобы суметь адаптироваться, ей нужно было бы быть гибкой, учиться новому, падать мордой в пол, снова вставать и так далее. Научиться использовать собственное чувство тревоги как сигнальную систему, а также исследовать паттерны мышления, создавшие тревогу — вот те навыки, развитие которых позволило бы ей раскрыться в новой жизни. Мари развила эти навыки, напрямую включаясь в задачи реального мира, которые я ей дал, а также делая свою работу в офисе. Много работы также делалось на непрямом уровне. Когда группа на семинаре поняла это, большинство из них, кажется, стали лучше воспринимать то, что я сделал. Поскольку у меня и у Мари был замечательный раппорт, она перенесла навыки, которые она развила в отношениях со мной, в реальный мир. Я экспериментировал с разными подходами, облажался, стал делать что-то другое, и воспринимал происходящее с юмором, потому что я был в подходящем состоянии, когда делал это все. Поскольку раппорт был настолько силен, она в соответствии с моей физиологией попала в схожие с моими состояния, и обрела навыки, которые ей нужны были, чтобы жить дальше. Ничего удивительного, ведь я делал именно то, что ей нужно было бы делать в отношении себя. Если даже в случае провала вы можете поддерживать хорошее состояние, посмеяться и адаптироваться, а потом перейти к чему-то другому, поддерживая раппорт и оставаясь в нужном состоянии, то клиент тоже будет развивать эти навыки, моделируя вас.

Глава 3. Используем моделирование для создания изменений

Прошу, помните, что я говорю о моделировании в смысле НЛП. Это такое моделирование, в котором вы учитесь бессознательно в “состоянии незнания”. В этом состоянии незнания вы моделируете с использованием микромышечных движений до тех пор, пока не будете в состоянии реализовать навык или действие, которому вы решили научиться. Эксперт (модель) не предлагает никаких вербальных описаний, теорий или объяснений, а моделирующий не пытается сознательно понять или проанализировать происходящее. До встречи с Джоном, мои инструкторы в НЛП научили меня, что моделирование это о выявлении и подстройке к физиологии, выяснении стратегий, убеждений и ценностей эксперта или гения, которого мы моделируем.

Моделирование в НЛП не имеет ничего общего с обнаружением стратегий или нахождением чьих-то убеждений. Джон Гриндер на своих семинарах делился с участниками, как они с Ричардом Бэндлером моделировали гениев. Когда они моделировали Милтона Эриксона, этот проект длился примерно десять месяцев. Они проводили время, имитируя физиологию Эриксона при помощи микромышечных движений, не пытаясь понять или проанализировать то, что происходит. Через несколько дней такой работы они отправлялись в реальный мир, и пытались вызвать те же реакции, которые вызывал Эриксон. А потом снова моделировали Эриксона при помощи микромышечных движений из состояния незнания. Это продолжалось около 10 месяцев. Согласно Гриндеру, после этого они были в состоянии вызывать и использовать такие же реакции, которые вызывал Эриксон, даже не имея представления о том, что они делали. А вербально они кодировали то, чему научились, лишь после достижения желаемого уровня компетенции.

Это очень отличается от аналитического моделирования, которое продвигают большинство тренеров НЛП. Ну, знаете, вот эти истории… когда вы пытаетесь обнаружить убеждения и стратегии. Если вкратце, вы пытаетесь понять и говорить о том, что вы не способны понять. Гриндер частенько говорил, что если во время моделирования у вас есть разные теории и ожидания, то результирующая модель и ее описание будет частично состоять из них. Чаще всего в результате такого подхода моделирование будет в основном про вас и про ваши теории, и лишь немного про человека, которого вы заявляете как модель. Подумайте о том, как дети учатся ходить, говорить и относиться к окружающим. Они учатся ходить и говорить из состояния незнания, и уж точно без всяких там теорий. Ранее я уже говорил, что если кто-то не может позволить себе оплачивать работу с вами в коучинге или терапии, вы можете работать с ними при условии, что в дальнейшем они побудут для вас актерами. Такие “актеры” могут “спонтанно” появляться во время выполнения клиентами различных предписаний, задач и опытов научения в реальном мире, которые вы подстраиваете для клиентов.

Еще одна альтернатива — моделирование. Если кто-то не может позволить себе работать с вами, но вы все же хотите им помочь, предложите, что по успешному окончании терапии они побудут моделью для тех людей, у которых есть проблемы, похожие на те, что они уже преодолели.

Такие альтернативы куда лучше, чем просто работать с людьми бесплатно. Так как люди связывают цену и ценность, то вы, считай, уже выстрелили себе в ногу, согласившись работать с кем-то бесплатно. Клиентам нужно что-то инвестировать, чтобы получать максимальную выгоду. Если им нечем заплатить, они должны инвестировать или оплатить это каким-то другим способом. Использовать таких клиентов в качестве актеров и моделей — это весело, это бросает вызов и идет на пользу всем участникам. Все в этом чему-то обучаются и развиваются, делая свой собственный вклад. Несмотря на вышесказанное, мой опыт свидетельствует, что есть люди, которые умеют ценить то, что они получили бесплатно. Я просто думаю, что их немного, и что это требует определенного уровня рефлексии и зрелости, которым большинство людей не обладает. К тому же, чем более человек торопливый, чем менее он зрелый и информированный, тем более он склонен использовать простые методы принятии решений. Вроде приравнивания цены к ценности, а компетенции к формальному обучению. Часто такие методы работают, но и не срабатывают тоже часто.

Рассмотрим три метода использования моделирования в контексте изменений.

Метод 1 — непрямое моделирование

О первом подходе я уже писал, описывая историю Мари. Если у вас есть очень сильный раппорт, вы можете работать не напрямую, используя ваши отношения для развития состояния и навыков у клиента. Поскольку я бывал в разных крутых состояниях, в которых я экспериментировал, учился на так называемых неудачах, а затем делал что-то еще, Мари автоматически усваивала эти навыки через наши с ней терапевтические отношения. Я много раз использовал этот подход с клиентами. Чтобы добиться успеха в таком непрямом подходе, когда клиент, моделируя вас, сам не знает, чему он учится, вам нужно выяснить, в каких навыках он нуждается. Обладание какими навыками позволило бы ему решить проблему. Как только вы определили их и создали сильный раппорт, вы просто начинаете демонстрировать эти состояния и навыки, работая с клиентом.

Если вы владеете бессознательным вниманием клиента, клиент будет отзеркаливать вашу физиологию, и, действуя таким образом, будет проходить через последовательность состояний, через которую проходите вы. В этой последовательности состояний должны быть состояния, которые позволят им обрести те выборы, которые они ищут. Чтобы это сработало, применяемые вами в работе навыки должны близко соответствовать тем умениям, которые нужны самим клиентам, чтобы добиться успеха в их вопросах. А еще вам придется делать это снова и снова. Также, если между вами нет очень сильного раппорта — забудьте. Если все это звучит для вас, как какая-то дичь — погуглите “зеркальные нейроны”, чтобы обнаружить кое-какое захватывающее чтиво и научные подтверждения того, о чем идет речь.

Метод 2 — прямое моделирование

Очень часто клиенты застревают в определенных контекстах, и причина “ПОЧЕМУ” заключается в том, что они просто не знают “КАК”. Все просто, никаких травм, вторичных выгод и всего прочего. Клиент просто не развил нужных навыков, чтобы эффективно действовать в определенном контексте. Для этих клиентов последнее место, где произойдет что-то значимое, это ваш кабинет. Как я уже упоминал во введении к этой книге, у некоторых клиентов нет нужных навыков, чтобы с ними работали техники НЛП. Кое-кто из этих клиентов не войдет в транс, другие вообще не смогут получить доступ к ощущениям, и так далее.

Помимо вовлечения их в различные активности, в которых они будут развивать нужные навыки (кое-что для вас найдется в главе о работе с неотзывчивыми клиентами), замечательный подход в работе с ними — сделать так, чтобы они нашли тех людей, у которых есть нужные навыки, и учились у них. Я использовал этот подход с клиентами, которым нужно было развить социальные навыки, навыки презентации и публичных выступлений, и даже спортивные умения.

Есть три шага, необходимые для прямого моделирования. При этом до того, как вы отправите их в реальный мир, необходимо потренировать их достигать “состояния незнания”, а также навык отзеркаливать физиологию другого человека. Шаг 1. Найдите реально существующую модель (человека) и получите к нему доступ в тот момент, когда он в реальном мире демонстрирует интересующий вас навык. Не надо читать размышления моделируемого по поводу того, что он думает, или опрашивать его — мы здесь не за этим. Вам нужна возможность наблюдать и моделировать эксперта, когда он действует в актуальном контексте. Уточню, что я многому научился, читая книги и слушая лекции. Так что никоим образом я не утверждаю, что моделирование с помощью НЛП — единственный способ повысить свой уровень владения чем-либо.

Предположим, вы решили моделировать топового игрока в теннис. То, что и когда он делает, зависит от того, что делает другой игрок. Так что вы не можете просто изучать, как он бьет по мячу и утверждать, что вы занимаетесь моделированием. Джон Гриндер бы сказал: “Вам нужна и вторая половина корта”. Шаг 2. Моделирующий начинает из “состояния незнания” и учится безо всяких теорий, ожиданий, попыток понять или проанализировать, что, черт возьми, происходит. Будучи полностью присутствующим и моделируя при помощи микромускульных движений, моделирующий учится бессознательно и обретает набор навыков, не искаженных фильтрами сознания. Шаг 3. Это продолжение шага 2. Моделирующий продолжает моделировать и использует паттернинг до тех пор, пока у него не начнет получатся настолько же хорошо, как и у моделируемого, или так хорошо, как он сам того захочет. Когда он достигает желаемого уровня компетенций, он начинает процесс “вычитания поведения”, чтобы проверить, может ли он успешно действовать без того поведения, которое он убрал. Когда вы кого-то моделируете, вдобавок к состояниям и поведениям, необходимым для конкретного навыка, там будет и различный мусор. Под мусором я имею в виду те вещи, которые делает моделируемый, но которые не имеют отношения к рассматриваемому навыку. Иногда это мусорное поведение может даже влиять на результат действий.

В 1996 году я моделировал гениального мастера боевых искусств по имени Тони Блауэр. Как я сейчас понимаю, вспоминая те дни, даже не будучи знакомым с НЛП, я сделал что-то вроде глубокой идентификации в трансе. Тони открыл для меня целый новый мир, произошло взрывное расширение моих навыков. Также я стал чувствовать себя намного сильнее, моделируя его поведение. Правда, в итоге у меня появился канадский акцент и пара других чрезвычайно любопытных поведений. Они были для меня бесполезны, и избавление от них никак не повлияло на уровень моих навыков. Для вашего саморазвития, или для клиента, который хочет научиться чему-то конкретному, этих шагов достаточно. Не нужно пытаться кодифицировать эти паттерны.

Иногда все это может хорошо сработать, даже если у вас нет доступа к модели в реальной жизни. Я много моделировал различные боевые искусства, пересматривая видеозаписи того, как кто-то исполняет приемы. Моделируя с использованием микромускульных движений в состоянии “незнания”, я иногда удивлялся сам себе, когда в зале обнаруживал себя выполняющим какой-то новый прием во время спарринга. Повторюсь, именно так вы научились ходить, говорить на родном языке и большинству других вещей, которые вы освоили в юном возрасте. Так что вы знакомы с тем, что в НЛП называют “моделирование”. В то же время, возможно, вам придется чему-то переобучиться, потому что большинство образовательных систем и школ настаивают на левополушарном, аналитическом обучении. 

Метод 3 — моделирование через реконструкцию

Этот тип моделирования подходит, чтобы моделировать нечто, что кто-то уже делал в прошлом. Предположим, вы работаете с депрессивным клиентом, и вы хотите помочь ему в личностном росте. Одна из возможностей — найти того, у кого есть опыт глубокой депрессии, но больше он этим не занимается. И сделать так, чтобы депрессивный клиент выполнил свой проект по моделированию.

Это же применимо с горем, тревожностью, похудением или выздоровлением от различных заболеваний. Надо сказать, что я никогда не использовал моделирование, чтобы помочь кому-то выздороветь от болезни, так что на личном опыте я не могу подтвердить или опровергнуть, работает ли это. Джон Гриндер утверждает, что добивался некоторых успехов даже с серьезными заболеваниями, так что попробовать стоит. Если вам это кажется нереальным и сомнительным, окажите себе и миру услугу — конгруэнтно протестируйте это. Бросьте вызов собственным убеждениям. Мне случалось удивлять себя, успешно применив некоторые штуки, казавшиеся мне дурацкими и совершенно нерабочими. Некоторые из них до сих пор кажутся мне бредовыми, и я не могу их объяснить, но я знаю, что это сделал я. Развлекитесь! Чтобы подготовить клиента, вам нужно будет тренировать его навыки раппорта и моделирования, а также некоторым вербальным приемам. Вербальный набор навыков включает прояснение существительных вопросом “КАКОЙ КОНКРЕТНО?”. Например, если кто-то говорит: “Есть некоторые аспекты моей жизни, которые я хотел бы улучшить…”, стоит спросить — “какие конкретно?”. Для глаголов вопрос другой — “Как именно?”. Чтобы если кто-то сказал бы “Мне нужно лучше заботиться о себе”, вы спросили: “Как конкретно?”.

Клиентам также нужно установить рамку, что они собираются делать по отношению к себе и моделируемым людям. Чем большее количество людей они смоделируют, тем лучше. Итак, предполагаем, что у клиента есть раппорт с моделью, и тогда он пытается дать какой-то стимул моделируемым людям, чтобы они оживили, перепрожили то, что позволило им исцелить себя. Клиент говорит что-то вроде такого: “Давай вернемся в то время, и ты перепроживешь то, что случилось тогда, и в деталях опишешь, что произошло. Я буду прерывать тебя, только чтобы попросить больше деталей. Важно все — что случилось, что ты делал, как себя чувствовал, что говорил другим, что другие говорили тебе, и что ты ощущал, когда слышал то, что они говорили”. Когда моделируемый начинает об этом рассказывать в деталях, они будут перепроживать то, что привело их к исцелению, ремиссии и так далее. И когда моделируемый заново получает доступ к этому опыту, клиент моделирует его при помощи микромускульных движений, а также слушает его. И когда он слышит глаголы и существительные, которые вызывают у него интерес, он постоянно задает два вопроса: Что, конкретно? Как, конкретно? Задавая эти вопросы, клиент будет помогать моделируемому соединять слова с прямым переживанием опыта, упрощая оживление и перепроживание этого опыта. Использование этих вербальных приемов также предотвращает чрезмерное галлюцинирование и проекции клиента. Задача — провести клиента через набор состояний, через которые проходит моделируемый в ходе интервью. Это перенос состояний из бессознательного в бессознательное.

Полезные нюансы

Около года назад мне позвонила женщина, которая попросила, чтобы я поработал с ее отцом. У него был рак мозга, и в результате у него практически отсутствовала краткосрочная память. Она сказала мне, что разговор с ним поддерживать невозможно. Он даже не в состоянии прочитать журнал с комиксами. Если бы его взяли в путешествие, по возвращении он бы не запомнил ничего. 

Женщина: можно ли что-то сделать?

Логика: Нет. В конце концов, как работать с клиентом с такой степенью отсутствия краткосрочной памяти, что он даже не сможет усвоить инструкции, чтобы последовать им, и вообще не может поддерживать диалог? Так как у меня не было ни единой идеи, как работать с этим парнем, я испытывал энтузиазм. Моей философией всегда было работать далеко за пределами “привычных практик”, с первого дня. Поэтому я, конечно, не мог упустить шанс с ним поработать. Через несколько дней во время медитации я вдруг осознал, что раз его сознательный разум совершенно бесполезен, мне придется напрямую работать с его бессознательным. Глубокий транс, включающий меня самого, в котором я смог бы получить сильные невербальные сигналы от его бессознательного, казался единственным выходом.

Когда через несколько дней он появился в моем кабинете, быстро стало ясно, что он понятия не имел, где оказался. Он во всем зависел от своей жены. Если вы еще не поняли, я уже совершил свою первую большую ошибку. Его дочь организовала сессию, поскольку он сам не мог этого сделать, а я не сделал ничего, чтобы установить взаимопонимание с его женой. Большая ошибка!

Когда он вошел в кабинет, я протянул руку для рукопожатия, и он, предсказуемо, стал поднимать свою. В это время я прервал рукопожатие и перешел прямо к наведению транса через рукопожатие. Это было как-то так:

Йорген: ПОСМОТРИ НА СВОЮ ЛАДОНЬ… и обрати внимание, как глаза перефокусируются… И твоя ладонь начинает двигаться к лицу… Искренними бессознательными движениями СЕЙЧАС… И ты точно не знаешь, через какое время ты будешь ВИДЕТЬ СВОЮ РУКУ ЛИШЬ ВНУТРЕННИМ ВЗОРОМ… По мере того как ладонь приближается к лицу… Достигая лица настолько быстро, насколько ты отправляешься в состояние, в котором мы можем общаться на бессознательном уровне, независимо от твоего сознания…

Учтите, у нас не было никакой предварительной беседы. Я с ним ни разу не общался. Я встретил его в дверях своим наведением через рукопожатие, и он откликнулся, отправившись в состояние очень глубокого транса.

Вы можете спросить, зачем мне было применять гипноз, если его сознание и так отсутствует. Что ж, я хотел добиться состояния, где его отклики были бы ясными и усиленными, чтобы я мог общаться с бессознательным, получая сильные и ясные непроизвольные невербальные сигналы. И еще — не имеет значения, в трансе какой глубины находится человек, если этот транс не включает вас.

При помощи такого маневра я помог ему создать состояние гипноза, при этом включив себя в его транс. Отсюда я помог ему настроить непроизвольный пальцевый сигналинг, ничего необычного. Когда я спросил, какой из его пальцев поднимется искренним бессознательным движением, отвечая “ДА”… приподнялся его правый указательный палец. А когда я спросил его бессознательное, какой из его пальцев захочет подняться, сигнализируя “НЕТ”… приподнялся его левый указательный палец. Установив непроизвольный сигналинг, я заявил, что хочу поговорить с бессознательным, с той его частью, которая ответственна за создание и исцеление рака. Через несколько секунд непроизвольным движением поднялся его правый указательный палец с ответом “ДА”. У нас были не только пальцевые сигналы “ДА” и “НЕТ”, но их поддерживали и другие невербальные сигналы, которые были конгруэнтны пальцевому сигналингу. Это хороший знак. Затем я спросил его, подтвердит ли бессознательное, что за созданием рака стояло позитивное намерение. Обратите внимание — я не спрашивал, было ли у этого позитивное намерение, я спросил, не подтвердит ли бессознательное, что за раком стояло позитивное намерение. Дорогой читатель, у меня для тебя есть задание. Очень внимательно прочтите книгу “Шепот на ветру” Джона Гриндера и Кармен Бостик Сент-Клер. Хорошенько исследуйте раздел эпистемологии и смыслы описанного там. Существуют ли штуки типа позитивного намерения, или это всего лишь лингвистические конструкты? Обнаруживаем ли мы позитивное намерение в технике шестишагового рефрейминга, или мы его создаем? Как бы там ни было, бессознательное подтвердило позитивное намерение, стоящее за раком. Тогда мы продолжили при помощи следующих вопросов/инструкций:

Создай множество альтернатив, настолько же хорошо или еще лучше, чем рак, удовлетворяющих позитивное намерение. А также, поскольку прямая обязанность бессознательного — заботиться о теле, убедись, что новые альтернативы не только лучше рака удовлетворяют позитивное намерение, но и возвращают здоровье.

Йорген: Тебе понятны инструкции?

Йорген: Дай сигнал “ДА”, когда задача будет выполнена.

Йорген: Согласно ли ты использовать новые выборы вместо рака?

Йорген: Ты знаешь, каким образом исцелить рак?

Йорген: Согласно ли ты взять ответственность за исцеление рака?

Йорген: Готово ли ты начать этот процесс прямо сейчас?

На все вопросы был ответ “ДА”. Я, конечно, предпочитаю иногда получать ответ “НЕТ”, чтобы понимать, что это не просто уступка клиента. Поэтому я задал вопрос, который вряд ли вызвал бы ответ “ДА”. Йорген: Завершишь ли ты исцеление за два дня?

В этот раз поднялся палец “НЕТ”.

Йорген: Завершишь ли ты исцеление за семь дней?

Поднялся палец “ДА”. 

Йорген: Подтвердишь ли ты, что ты исцелишь рак в течение семи дней, уже начав этот процесс исцеления?

И вновь поднялся палец “ДА”. Интересно, что когда я вывел его из транса, он открыл глаза и спросил: “Где я и кто ты такой?”. Он реально был не в курсе, кто я такой и что только что произошло. Когда неделю спустя он побывал в больнице, терапевты обнаружили, что имело место кардинальное уменьшение опухоли. Что действительно интересно, так это что каждое предыдущее исследование показывало лишь увеличение опухоли. Тем не менее, в этот раз опухоль значительно уменьшилась, при том, что он не получал совершенно никаких процедур. Как-то совпало, что эти разительные перемены случились сразу после нашей с ним встречи. Даже самый прожженный циник вынужден был бы признать, что, вероятно, есть какая-то связь между тем, что мы сделали и уменьшением опухоли.

Мне позвонила его жена и сообщила хорошие новости. Мне в свое время пришлось заставить ее пообещать, что она позвонит после исследований, но в ее голосе не было особого энтузиазма. Она сказала, что доктора были поражены и сообщили ей, что у них нет никаких объяснений того, что случилось. Тогда она рассказала о методах НЛП, которые мы применили, но на это они разозлились и заявили, что не собираются говорить о подобной ерунде. Печально, но факт.

Я предложил жене вновь привести мужа, чтобы мы провели еще одну сессию. Она согласилась, но у меня было чувство, будто я ее уговорил. Она хотела, чтобы он снова обрел память, поэтому согласилась провести еще одну сессию. Когда он прибыл в мой кабинет на вторую сессию, я вновь выполнил наведение через прерывание рукопожатия. После установки сигналинга с бессознательным, я спросил бессознательное, исцелило ли оно рак.

Поднялся палец “НЕТ”. Его сигналы сообщили мне, что процесс исцеления приостановился из-за присутствия некоего возражения против того, чтобы он исцелил свой рак. Его бессознательное не пожелало сообщить мне, в чем состояло возражение. Это, конечно, любопытный контрпример к утверждению, что мы сами создаем позитивные намерения. Бессознательное сигнализировало о том, что позитивное намерение есть, но не желало его раскрыть. Хм‑м, кто же его создал?

Очень быстро сигналы стали совершенно неясными. Я терял раппорт, и он выглядел очень измученным. Я спросил его, достаточно ли на сегодня, и получил в ответ очень сильный отклик на “ДА”. Мы завершили сессию. Затем я рассказал его жене, что случилось, предложил попробовать еще раз в другой день, и отметил, что мы не можем работать над памятью, пока он не исцелил рак. К сожалению, больше на связь она не вышла. Его опухоль снова стала увеличиваться, и теперь он мертв.

Чтобы узнать новости о его состоянии, мне пришлось позвонить его дочери. Еще до того как мы стали с ним работать, она рассказала, что ожидала, что он может серьезно заболеть. В их семье были серьезные конфликты, которые он не мог разрешить, и в его жизни был очень высокий уровень стресса. Поэтому она чувствовала, что лишь вопрос времени, когда он серьезно заболеет. 

Мой опыт работы с людьми, которые развили у себя серьезные болезни, создал у меня ощущение, что зачастую у них есть какая-то программа самоповреждения, которая работает на бессознательном уровне. И в то время как на сознательном уровне человек может бороться за жизнь, пока он не разберется с этой саморазрушительной программой, надежда на выздоровление невелика.

Рак зачастую является как бы бессознательной формой суицида, такой социально-приемлемый способ избежать жизненных невзгод.

Ранее я уже писал об опасности применения медицинской модели и идеи о “психических заболеваниях”, когда мы работаем с симптомами клиентов. Возьмем, к примеру, разделение разума и тела. Это разделение существует только в языке, но не в непосредственном опыте. Медицинская наука до сих пор продвигает идею разделения, хотя зачастую это приводит к катастрофическим последствиям для тех, кто выбрал уверовать в это. Одно из таких последствий заключается в том, что если у кого-то возникает так называемое “телесное заболевание”, они не будут обращать внимания на образ мышления, чувства и отношения, не будут рассматривать их ни частью проблемы, ни частью решения.

Другое следствие такого типа мышления — изолировать человека и его симптомы от контекста, в котором это происходит. Большинство моих клиентов с какими-либо заболеваниями сильно удивляются, когда я начинаю задавать вопросы про их отношения, чувства, и о том как они ощущают цель или смысл жизни, которые они определили для себя. В то же время, если нечто назначено “физиологическим”, то обычно люди не смотрят в сторону питания, токсинов и других факторов окружающей среды. Например, иногда существует корреляция между отравлением свинцом и слуховыми галлюцинациями.

Говоря это все, я при этом признаю, что для многих людей чисто биологический подход оказывается очень полезным. Конечно, есть множество людей, которые исцелили самые разные заболевания при помощи традиционной медицины. И все же это частичное решение, которое дает частичные результаты. И также я не утверждаю, что НЛП и гипноз — единственное, что нужно всем клиентам во всех ситуациях.

Внушения и отношения

Если поразмышлять об имеющихся исследованиях гипноза и гипнотических феноменов, окажется, что большинство из них вращаются вокруг того, скольких из людей гипнабельны, то есть, их можно загипнотизировать, а скольких нельзя. Разные эксперты (квалифицированные и не очень) выдумывают очередное наведение, обычно какую-нибудь вариацию на тему прогрессивной релаксации, с инструкциями расслабляться и представлять всякие образы.

Затем испытуемым дают тесты на гипнабельность и проверки, от простых, вроде каталепсии глаз, до продвинутых, вроде негативных галлюцинаций по сигналу. В зависимости от поведенческой реакции на эти внушения, их классифицируют от не подверженных гипнозу, до высокогипнабельных.

Обычно используется стандартизированное наведение. Иногда его даже распространяют при помощи аудиокассет. При этом подразумевается, что гипнотизер вообще не важен, как и отношения между ним и клиентом. В конце концов, как может наведение, записанное на кассете, адаптироваться к поведению клиента? Дальше — больше, предполагается, что если испытуемый не отреагировал на стандартное наведение, значит, он не поддается гипнозу. Другими словами, или гипнабельность есть, или ее нет. И хотя такое утверждение имеет некоторое отношение к реальности, это очень ограниченная “истина”. Забавно знать, что при изучении взаимодействия в трансе между гипнотизером и клиентом изучают только поведение и реакции самого клиента. Неважными считаются не только поведение терапевта, но и все прочие отношенческие факторы.

Представьте, что вы поместили в комнату 100 человек, и один из них стал рассказывать анекдоты. Предположим, 20% ухахатываются, 60% просто хорошо проводят время, а еще 20% только чуть посмеиваются или не реагируют вообще. Понаблюдав за ними, приняли бы вы идею о том, что у 20% людей в комнате прекрасное чувство юмора, у 60% среднее, а у 20% его вообще нет? Очевидно, что те же анекдоты, будучи рассказанными по-другому, в других условиях и другими людьми, могли вызвать кардинально иные реакции. Также свою роль будут играть состояние участников, их ожидания, их отношение к человеку, который рассказывает анекдоты, а также множество других факторов.

Я считаю, что очень опасно проводить изучение способностей, интеллекта и заболеваний ТОЛЬКО как изолированные феномены внутри человека. Значительно лучше изучать эти феномены как результат отношений. Например, вы замечали, что среди определенных людей вы значительно более энергичные и творческие, чем с другими? Представим себе рок-группу в период вдохновения, когда они делают много отличной работы. Скорее всего, источник этой креативности в том, как члены группы реагируют и относятся друг к другу, в постоянной петле обратной связи. Если эта петля обратной связи будет нарушена, очень быстро группа потеряет свою креативность.

А как насчет людей, которые утверждают, что алкоголь делает их более общительными и смешливыми? Обычно люди расслабляются, делятся байками и смеются, когда выпивают вместе, но многих ли пьющих в одиночку вы видели смеющимися и кайфующими наедине с собой? Вообще-то вспомнил одного, мой друг Бартек (Польский Жеребец) так делает. Но опять же, тем самым он показывает, что большинство клиентов, о которых здесь идет речь, относительно “здоровы”. 

Подумайте несколько секунд о застенчивости. Поведение, похожее на застенчивость, проявляется только в отношениях с другими людьми. В конце концов, сколько существует людей, застенчивых самих по себе?

Собака внутри

Не так давно я чуть не провалил сессию, не уделив внимания отношениям со старшими клиента. Я работал с восьмилетним мальчиком, у которого была аллергия на цветочную пыльцу и некоторые другие материалы. Я знал, что его мать уже затаскала его по поводу аллергий по всяким разным терапевтам, и он уже ненавидел терапию и терапевтов. А еще он ненавидел говорить о своей аллергии. 

Мать его присутствовала на терапевтических сессиях, которые они проводили раньше с другими терапевтами (акупунктура и гомеопатия). Так что я решил выгнать ее на глазах у ребенка, полагая, что это создаст мгновенный раппорт. Ага, создало, и еще какой!

Я заранее договорился об этом с его матерью. Ну, не то чтобы прям договорился. Просто заявил ей, что она не сможет присутствовать во время нашей с ним работы.

Пацану я сказал, что мне безразличны его аллергии. Вместо этого мы говорили о двух вещах, которые он любил: футболе и собаках. Он сиял, как новогодняя елка. Пока он говорил о футболе, он перешел в такие сильные состояния, что я их тут же и заякорил, такой вот я подлый ублюдок. Мы с ним долго беседовали о разных видах собак и о том, как собаки понимают, к каким людям быть дружелюбными, а к каким проявлять агрессию.

Еще мы поболтали о том, что иногда даже хорошая собака может ошибиться и подумать, что кто-то для нее опасен, хотя на самом деле это не так. Он стал рассказывать, как одна известная ему собака научилась принимать нового человека, хотя изначально была настроена подозрительно и слишком сильно реагировала. Структура нашего разговора об этом всем была изоморфна методу лечения аллергии. Было нетрудно предложить ему идею, что у него внутри тоже была собака, которая знала, что для него полезно, а что нет. Я сказал ему, что хотел бы поговорить с собакой внутри него, и она могла бы отвечать мне “ДА” и “НЕТ” при помощи различных пальцев. Я хотел, чтобы пальцы приподнимала собака, а не он. Мы немного с ней поболтали, и собака решила, что будет ОК, если он сможет наслаждаться прогулками на улице, и таким образом сможет прекратить терапию. Собака внутри него была весьма этим воодушевлена.

Представьте себе выражение лица его матери, когда она вошла в мой кабинет, а ее сын стал рассказывать ей, что он научился разговаривать с внутренней собакой. Она немедленно стала сообщать ему, что такого не бывает, пока я не прервал ее своим выкриком: “Ему уже восемь! А значит он достаточно взрослый, чтобы знать о внутренней собаке!”. Я сгреб мать в охапку и отвел подальше от ребенка. Я рассказал ей, что “собака внутри” была метафорой имунной системы ребенка. 

Мать позвонила мне неделю спустя. Она была возмущена тем, что я сказал ее сыну, что ему больше не нужна терапия, что у меня не было права так поступать. Когда я спросил ее, зачем ее сыну ходить на терапию по проблеме, которой у него больше нет, она вдруг замолчала. Было весьма интригующе, что она так возмущалась о терапии и демонстрировала так мало энтузиазма в отношении того факта, что теперь ее сын свободен от давних аллергий. 

Думаю, у меня получилось убедить ее поддержать своего сына в том, чтобы быть свободным от аллергии. Нужно было просто подождать и посмотреть, как это выдержит проверку временем. Я сказал ей прямо, что ему трудно будет оставаться свободным от аллергии, если она транслирует ему, что его задача — иметь аллергию и ходить на терапию. Она согласилась позволить ему прекратить терапию. Я думаю, что если бы она этого не сделала, на долгосрочное исцеление шансов было бы мало.

Вообще-то, вам придется заниматься не только разборками со старшими. Придется разбираться со всем сразу, некоторые называют это подстройкой к будущему. Я предпочитаю делать это, “забрасывая удочку” — задавая клиентам вопросы, как, по их мнению, будут реагировать значимые для них люди на то, что у них больше нет той проблемы, с которой они обратились. И как всегда, не так важно, что они отвечают вербально, важнее их невербальный отклик, он-то и покажет, озолотитесь вы или нет. Так что как только вы замечаете, что ваш вопрос вызвал какую-то реакцию, или замечаете неконгруэнтность, вы начинаете развлекаться уже с этим.

Решимость — наше все

Тренер НЛП Тэд Джеймс как-то сказал мне, что если сопротивление клиента сильнее его решимости — никаких изменений не будет. Чем больше я работаю с клиентами, тем более точным я нахожу это утверждение. Один из ключевых факторов для получения выдающихся результатов — получить тотальную приверженность делу от своих клиентов. Если я чувствую недостаток готовности, то обычно я даю им какую-то задачу или суровое предписание, чтобы добиться соблюдения требований и развить приверженность делу. Часто именно недостаток решимости мешает им совершить нужные изменения, которые они запрашивают. Поэтому, давая им задания и предписания, иногда вы будете обнаруживать, что такого маневра оказывается достаточно для создания подходящего контекста для изменений.

Не так давно у меня была клиентка, большую часть взрослой жизни страдавшая от панических атак. Она участвовала в одной из этих групп поддержки людей с фобиями, ну, знаете, вот эти группы, в которых они учатся жить со своей тревожностью. Подразумевается, что ты никогда не преодолеешь эти проблемы, так что тебе придется с ними жить, и стать членом группы на всю жизнь. И пока она была частью группы, ее тревоги никуда уходить не собирались.

Мне реально не нравится то, как эти группы склонны подкреплять проблемы. И хотя их намерения могут быть благими, о последствиях так не скажешь. Что они делают, так это создают зависимых людей, помогая им построить свою идентичность и сеть социальных контактов вокруг той самой проблемы, которую они изначально пришли решить. Вы когда-нибудь задумывались, почему нет групп для простудившихся или сломавших ногу?

Если у вас появится клиент, который стал частью такой группы, потребуйте, чтобы он покинул группу, если он хочет быть вашим клиентом! Если он не желает покидать группу, не берите его. Показатель успеха вашей практики от этого только вырастет, обещаю.

То же самое касается и людей на пособии и разных социальных начислениях, которые им платят из-за их проблемы. Таким образом, это просто еще один способ создать зависимого торчка. Я обнаружил это, когда работал с людьми, которые долгое время были безработными. Статистика ясно показывала, что если люди не работали более 12 месяцев, шансы на то, что они вернутся в строй, очень невелики. Поэтому я вам настоятельно не рекомендую работать с людьми, которые находятся на щедрых социальных пособиях, которые им выплачивают из-за их проблем. Подумайте об этом, эти люди — профессиональные жертвы. Их задача — исполнять свой симптом, именно так они зарабатывают на жизнь! Единственная проблема — они быстро становятся зависимыми от проблемы и такого стиля жизни, не говоря уже о других подкреплениях и вторичных выгодах.

Итак, моя клиентка, Кэтрин, преодолела большинство своих тревог, но за некоторые из них все еще цеплялась. Больше всего она боялась, что у нее случится сильная паническая атака во время долгого перелета. Поскольку она уже не была частью группы, ей не платили за поддержку симптомов и она знала, как преодолевать тревожность, моим первым предположением было, что она недостаточно привержена исцелению и все еще использует тревогу как костыль. Она стала быстро говорить, что все еще носит в своей сумочке противотревожные препараты, просто на всякий случай. Это дало мне необходимый рычаг, чтобы обеспечить нужный уровень целеустремленности. Я прямо заявил ей, что мне нужна ее полная приверженность. Я собирался попросить ее продемонстрировать мне это, и сказал, что это будет очень дискомфортно, но поможет ей напрочь избавиться от своей проблемы.

Йорген: Я хочу, чтобы ты взяла свои таблетки и выкинула их прямо во-он в ту урну. Тебе нужно это сделать, чтобы я стал с тобой работать.

Клиентка: Ну, погодите…

Йорген: Да, я подожду несколько минут, пока ты будешь принимать решение. Ты или будешь продолжать “пытаться” и тогда — дверь вон там, или покажешь мне, что ты готова играть в полную силу. Ничего не говори и не двигайся, пока не примешь решение. И кое-что еще. Если ты выберешь выбросить таблетки в мусорку, мне нужно чтобы ты пообещала, что не пойдешь к врачу за новыми.

На принятие решения у нее ушло около десяти или пятнадцати минут. Когда же она, наконец, выкинула таблетки в мусор и пожала мне руку, в ее теле стала развиваться паническая атака. Это было ровно то, чего я добивался, ее реакция подтвердила мою теорию о том, что она использует свою тревожность как костыль. С решением играть в полную силу и бросить костыль, появление панической атаки было довольно предсказуемо. Ранее я описывал технику, которой научился у Ричарда Бэндлера:

1. Заметь, где в теле начинается страх
2. Заметь, в каком направлении он двигается и как чувство делает оборот (возвращается) туда, откуда началось
3. Вытолкни его из тела, разверни наоборот и помести обратно, чтобы теперь страх вращался в другом направлении
4. Продолжай вращать это чувство в новом направлении, пока не почувствуешь ощущение покоя или любопытство

Я провел ее через это, и в процессе она получила опыт того, что она может по желанию включать и выключать свой страх. Личный опыт того, что они могут включать и выключать свои симптомы, это именно то, что я хочу, чтобы они прожили в моем кабинете. Кэтрин уже говорила, что одночасовой полет для нее не представляет проблемы, но боялась, что за четырех-пятичасовой перелет, который она запланировала через несколько недель, с ней может произойти паническая атака. Так как с одночасовым перелетом все было ОК, и теперь она знала, как по желанию включать и выключать страх, я дал ей следующее назначение:

Йорген: Кэтрин, один час лететь норм?

Кэтрин: Да, это я могу. Без проблем.

Йорген: Так, ну тогда вот что я хочу, чтобы ты сделала. Я хочу, чтобы ты летела ОДИН ЧАС… ЧЕТЫРЕ РАЗА! Возьми секундомер, и ровно через 55 минут я хочу чтобы ты создала страх. Затем, как только ты начнешь чувствовать это некомфортное ощущение в животе, я хочу, чтобы ты сделала эту технику с вращением его в другую сторону, точно так же, как ты делала сейчас. По прошествии ровно часа ты сбрасываешь секундомер и повторяешь процедуру через 55 минут. Также тебе запрещено что-либо читать или пытаться отвлечься каким-либо другим способом. 

Надо отдать должное — эту идею я почерпнул у своего наставника по боевым искусствам, Тони Блауэра. Однажды он тренировал кикбоксера, который нервничал, что не выстоит четыре раунда в канадском титульном бою. Тони спросил его, сможет ли он выстоять два раунда? Ученик ответил, что это ему по силам. Тогда он сказал ему дважды выстоять в двух раундах, студент это исполнил и выиграл титул. Это мне показалось великолепным решением проблемы, и когда эта клиентка упомянула о своей сложности, в голову пришло решение Тони. 

Чего я добивался, запрещая ей читать или отвлекаться? Того, чтобы ей пришлось полностью присутствовать в своем теле, давая обязательство встретиться со всем, что может проявиться. А задача намеренно создать страх и потом заставить его уйти при помощи техники передает ей контроль над ситуацией. Помимо этого я рассуждал так: если она будет испытывать страх каждый час, на паническую атаку энергии уже не останется.

Есть еще один ключевой момент касательно того, чтобы не читать и никаким образом не отвлекать себя во время полета. Приняв такое обязательство, она по сути сообщила самой себе, что она будет самостоятельно разбираться с любыми своими проявлениями, и что это ОК — чувствовать, что чувствуешь, и оставаться в присутствии с этим.

Многие терапевты, работающие с людьми, которые боятся летать, рекомендуют им чтение и другие способы отвлечься. Этим подразумевается, что эмоции, которые они могут проживать, опасны, и их нужно избежать. Я считаю, это большая ошибка! Мой опыт показывает, что изначальная эмоция длится очень недолго, если только человек не начинает с ней бороться или наоборот, идентифицироваться. 

Выбирая проживать ее и пребывая в полном присутствии, мы гарантируем, что эмоция не превратится в симптом, а вместо этого останется сигналом.

Услышьте это — единственная разница между симптомом и сигналом, это их продолжительность. Сигнал проявляется, вы остаетесь присутствующими, чувствуете его, приветствуете его, и используете как сигнал или какое-то послание. Это полезно. 

Симптом же так просто не исчезает. Он не уходит, потому что получатель сигнала либо борется с ним и делает все что может, чтобы его подавить, либо до такой степени фиксируется на нем, что в конечном счете его засасывает в драму. Люди, предпочитающие первую стратегию, обычно холодные левополушарные, считающие проживание и проявление эмоций “греховным делом”. Они желают контролировать все, и зачастую имеют своим высшим идеалом некоего рационального человека. 

А есть истеричные эмоционалы. Они наоборот, идентифицируются со своими эмоциями. Например, у них нет сигнала, который бы обозначал страх. ОНИ БОЯТСЯ, и часто играют в суровую игру “А что если…”. “А что если я упаду в обморок… А что если это сердечный приступ… О БОЖЕ, у меня поднялся пульс!”. До них не доходит, что есть некоторая связь между мыслью “А что если у меня сердечный приступ” и последующим повышением пульса. Эти люди тоже не используют сигналы конструктивным образом, а вместо этого используют симптомы, чтобы соединяться с собой через жалость к себе.

Кэтрин практиковала комбинацию этих двух стратегий. Сначала она подавляла свою тревогу, пока могла. А когда больше уже была не в силах ее подавлять, она съезжала с катушек и идентифицировалась с этим чувством. Та задача, которая ей была дана, была придумана чтобы дать ей успешный опыт того, как она может оставаться в присутствии со своими телесными сигналами. Обучаясь строить отношения со своими чувствами, вместо того чтобы пытаться их контролировать или проваливаться в них, она автоматически нарабатывает навык, которого у нее не было. Техника обращения чувств прервала ее паттерн и предоставила ей выбор. Вместо того, чтобы избегать своего чувства, теперь она будет приветствовать его, проживать его, и обращать на него весьма пристальное внимание. Это способствует его расщеплению. И тем самым она получила конкретный инструмент, который она может использовать, чтобы уменьшить это чувство.

И наконец, инструкция лететь четыре раза по одному часу использовала ее модель мира и позволила ей принять этот опыт научения. Я счастлив сообщить, что последнее сообщение, которое я получил от Кэтрин, было СМС, которое она отправила мне из Греции. В нем говорилось, что полет был прекрасен. 

Краткие итоги

Тем из вас, кто разочарован отсутствием детальных пошаговых инструкций, типа, сначала делай вот это, потом вот это, пора понять, что так не работает ни в жизни, ни в терапевтической сессии. Работа с клиентами часто хаотична, и вы можете взять все линейные теории “Причины и следствия” вместе с “профилями личности” и выкинуть их в окно. Когда вы занимаетесь психотерапией, суть в том, что вы входите в петлю биологической обратной связи, в которой все, что вы делаете, влияет на то, что делает клиент. В то же время, все что делает клиент, отражается и на вас. Слишком многие агенты перемен, на мой взгляд, концентрируются на техниках и процедурах.

Это похоже на ругань фанатов после боксерского поединка, обсуждающих левый хук, который уложил соперника. Ну, прежде всего, это не левый хук его уложил, а другой человек, использовавший левый хук как инструмент, в нужное время и в нужном месте. Мало кто говорит о том, как победитель выдержал сильные удары соперника в предыдущей части поединка, о настойчивости, страсти, силе духа, подготовке к поединку и так далее.

Я пытаюсь передать (будем надеяться) навыки и отношение, которое нужно, чтобы проводить крутую работу с людьми. Самая важное в этом — ваше собственное состояние. У вас должен быть навык входить в состояние, в котором вам доступны ваши собственные умения и реакции клиента. Вам нужно хорошо уметь вызывать состояния у клиента. Можете ли вы с легкостью, конгруэнтно вызывать широчайший спектр состояний клиента и использовать их, чтобы они получили то, за чем пришли?

Вам нужны выдающиеся навыки раппорта, под которыми я имею в виду способность захватить внимание бессознательного клиента. Не желаете ли начать сами? Очевидно, вам нужно иметь раппорт с собственным бессознательным. И наконец, что не менее важно, вы должны уметь калибровать реакции клиентов и использовать их. Помните, любые паттерны — это ложь. Они полезны как средство фокусировки вашего внимания, пока вы нарабатываете собственные навыки. Если бы у меня была какая-то стратегия, я описал бы ее так:

1. Я отправляюсь в измененное состояние сфокусированного внимания, или состояние потока, если хотите
2. Я делаю что-то, чтобы вызвать отклик. Если это вызывает сильный отклик, я продолжаю. Если нет, я лезу в свой волшебный мешок фокусника и достаю что-то еще

Моя задача — использовать реакцию клиента, чтобы создать переживание обучения, которое им необходимо. Иногда такое переживание мы создаем гипнотически, а иногда и в реальном мире.

. Если вы уже начинаете писать линейный список в своей голове, ПРЕКРАТИТЕ СЕЙЧАС ЖЕ! Это вам не компьютеры, мы работаем с человеческими существами! Большинство описанных вещей вам придется делать одновременно. Иной раз вы будете в самом начале делать подстройку к будущему, порой будете проводить подготовительные беседы, перед тем как отправиться в гипноз, а в какие-то моменты будете встречать такого вот клиента без памяти с опухолью мозга, индукцией через рукопожатие прямо у входной двери.

Подводя итог, скажу, что вы понятия не имеете, что будет происходить, пока не встретитесь с бессознательным клиента. Если вы вдруг решили, что все понимаете, тогда вам пора понять, что нужно быть настороже.

Как писал Милтон Эриксон, психотерапия, подходящая для одного, не подойдет другому. То, что вы делаете, должно основываться на уникальной индивидуальности человека перед вами и тех реакциях, которые они выдают. А не на статистике (ни разу моим клиентам не понадобилась), теориях или профилях личности. Является ли это серьезным противоречием, слышать это от человека, который по всей книге использует какие-то категории? Или все же нет? Решайте сами.

Глава 4. Работа с живыми мертвецами

Есть только одна вещь, которая меня пугает в работе с людьми. Это не ругань, ярость или клиенты, которым становится хуже. Это клиенты, которые просто не реагируют (что, конечно, тоже форма реакции). По факту, если бы у меня был выбор между клиентом, которому после сессии станет хуже, и клиентом, который заявит, что никаких изменений не случилось, я бы каждый раз выбирал клиента, симптом которого значительно ухудшился. Ну ладно, не каждый раз, иначе как бы я научился пробуждать живых мертвецов.

Если это вас почему-то удивляет, задумайтесь о том, что если клиент усилил свои симптомы после сессии, то он отреагировал. И я могу использовать эту реакцию, чтобы помочь ему создать изменения.

Какое-то время назад я намеренно заставил парня с шумом в ушах усилить его громкость и силу этого расстройства. Мы даже переместили его из одного уха в другое. Он с легкостью это сделал, поскольку я сомневался, есть ли у него вообще шум в ушах. Мое сомнение заставило его сосредоточиться на доказывании мне, как сильно он страдал. Так что когда я подверг это сомнению, он с радостью выкрутил громкость шума на максимум, чтобы доказать мне, что я ошибаюсь. После того как он наигрался с увеличением громкости, он понял, что вообще-то вполне способен управлять этим по своему желанию. Раз он мог его усилить, то конечно, мог и ослабить. При этом он годами пытался его уменьшить, так что моя прямая просьба потерпела бы неудачу. 

В этой главе речь пойдет о пробуждении живых мертвецов. Это холодные левополушарные клиенты, которые, казалось бы, просто не реагируют. Тут я, конечно, привираю, они реагируют, просто по виду и не скажешь. Иронично, что многие тренеры НЛП так веруют в закон необходимого разнообразия: элемент системы с наибольшим количеством выборов будет контролировать систему.

Во-первых, в любой системе контроль — это иллюзия. Во-вторых, любой опытный агент перемен вам скажет, что самое сложное — это не клиент с большим количеством выборов. Это клиент с недостатком выбора, который продолжает раз за разом делать одно и то же, вне зависимости от того, уместно это или нет. Если бы мы промышляли диагностикой, большинство моих клиентов получили бы диагноз “РИГИДНЫЙ”, по крайней мере в тех контекстах, в которых они застревают.

Клиенты, описанные в последующих историях, имеют более-менее похожие характеристики. Самая важная из них в том, что я не смог ввести их в рабочее гипнотическое состояние. Также они подавляли чувства, были одержимы контролем, рационализировали, вели постоянный внутренний диалог и ни один из испробованных паттернов НЛП на них не сработал. Ну раз я не в состоянии заставить клиента соприкоснуться с кинестетикой проблемы в своем кабинете, я вытащу их в реальный мир и сделаю эту кинестетику весьма реальной. Давайте посмотрим на пару кейсов.

Случай первый: Фрэнк Мультифобик

Фрэнк — мужик лет пятидесяти, который боялся находиться среди людей, да и в целом, в любом месте, где находилось больше пары человек. Он не бывал в торговых центрах, больших магазинах или кафе уже больше двадцати лет. Он работал в лесу, а покупками занималась жена.

Во время первой сессии я попытался поработать на линии времени и провести другие паттерны НЛП, и это абсолютно ни к чему не привело. Он был не в состоянии соприкоснуться со своим страхом, утверждал, что не может создавать образы, отказывался от любых попыток гипнотических индукций и залипал во внутреннем диалоге. И все же, я заметил три важные вещи:

1. У него была тенденция действовать невпопад. Он напрягался, если я просил его расслабиться, и он был пассивно-агрессивен
2. Его величайшим страхом было, что его эмоционально разберет при людях, особенно если он расплачется. Такого он точно не вынесет
3. Третья штука была довольно интригующей. Несколько раз за первую сессию он упирал на утверждение “ВСЕ ОДИНАКОВО ЦЕННЫ”. Когда он это говорил, он делал движение ладонями вниз. Он сделал это трижды или четырежды. Когда вы получаете такой подарок, вы обязаны найти способ как-то его утилизировать, чтобы помочь клиенту. 

Когда первая сессия подошла к концу, стало ясно, что нам придется делать нашу работу в реальном мире. Мне придется найти способ утилизировать три вышеупомянутых поведенческих паттерна.

Когда он пришел на следующий раз, я взял его в в небольшое путешествие до продуктового магазина, сказав ему, что мы просто устроим небольшое исследование. Я назначил сессию на то время, когда вокруг магазина зависали группы тинейджеров. Представьте мое облегчение, когда я увидел большую группу подростков снаружи магазина. Мы припарковались и я закрыл машину, лишив моего ничего не подозревающего клиента одного из путей к отступлению. 

Фрэнк получил инструкции присоединиться ко мне снаружи магазина, просто чтобы осмотреться. Приведя его туда, я заблокировал практически все пути бегства. Впереди был вход в магазин, позади — группа подростков, слева стена, а справа — ваш покорный слуга. У нас состоялась небольшая беседа.

Йорген: Фрэнк, через некоторое время ты войдешь в этот магазин. 

Фрэнк: НЕТ, НЕТ, НЕТ! Я болен, я не смогу! Я могу развалиться! Я думаю, ты не понимаешь, насколько для меня это большая проблема!

Йорген: Фрэнк, я буду считать от одного до трех. На счет “три” ты побежишь внутрь этого магазина… Или я скажу всем окружающим, что ты гомосек и у тебя мощная эрекция. 

Фрэнк посмотрел на меня, и когда наши глаза встретились, он понял, что я совершенно серьезен. 

Йорген: Леди и джентльмены! Я должен сделать объявление! Здесь мой друг, он гомосексуалист, и…

Когда все вокруг обернулись на меня, он не просто вошел в магазин, он побежал туда со всех ног. Фрэнк боялся зайти в магазин, но еще страшнее ему было облажаться на публике. Получив выбор, быть высмеянным публично или войти в магазин, он выбрал последнее. Вбежать в магазин было единственным способом избежать страха публично облажаться. Когда Фрэнк забрался в магазине как можно дальше от подростков, я сказал ему, что ему нужно решить, где он будет терять сознание. Он раньше утверждал, что потеряет сознание, войдя в большой магазин. Так что я должен был убедиться, что он вырубится безопасно. Я стал быстро предлагать места, где он мог бы вырубиться. Он предсказуемо отверг их все.

Еще в офисе он показал мне свою манеру действовать наоборот, даже несмотря на то, что утверждал, что не может по своей воле чувствовать ощущения. Он не только отверг все предложенные мной места, где он мог бы потерять сознание, но отказался терять сознание вообще. Это было довольно потешно, чем больше ему предлагалось потерять сознание, тем спокойнее он становился.

Когда Фрэнк оказался в состоянии замешательства, великолепном состоянии обучения, я начал использовать его страх несколько иным способом. Я стал подходить к людям в магазине и представлялся психиатрическим пациентом. Я старался демонстрировать максимально возможное состояние тревоги и неуклюжесть. Я спрашивал у них, не присмотрят ли они за мной, и помогут ли они мне если я упаду в обморок. Они все отвечали очень благосклонно, и вскоре там собралась целая группа поддержки, готовая оказать любую помощь бедному психиатрическому пациенту.

Следующим шагом было обвинить в моих невзгодах Фрэнка. Группе поддержки было сказано, что хотя я не был готов, мой психиатр заставил меня прийти сюда (я указал на Фрэнка), потому что я должен был продемонстрировать ответственность за свою жизнь и расширить свою зону комфорта. Группа обернулась на Фрэнка, и он держался довольно неплохо. Получив выбор, быть чокнутым или психиатром, он выбрал себе более престижную позицию. Вы бы удивились, увидев, как хорошо Фрэнку удалась роль психиатра. Одна женщина даже стала просить его советов. После длинной и осмысленной беседы с несколькими членами группы поддержки, мы с Фрэнком ушли, и зашли в торговый центр и еще в пару магазинов. Фрэнк блестяще справился с испытанием.

Я был уверен, что неплохо подготовил этот нокаутирующий удар. Я спросил его, какого наказания я по его мнению заслуживаю, за то что я только что публично выставил себя дураком. И все же Фрэнк увернулся, заявив, что я профессионал, и очевидно привычен к таким вещам. Этот ответ ясно показывал, что мы еще не закончили. 

Понимая, что мне нужно по-другому подготовить этот крепкий хук слева, я спросил его, как бы он себя почувствовал, если бы подошел к кому-то в магазине трясясь, заикаясь и со стекающей слюной. Он очень конгруэнтно сообщил мне, что с таким бы он не справился.

И снова отправились мы в магазин, и пришлось мне изображать из себя еще большего засранца, чем в первый раз. Я заикался, пускал слюни и трясся, подходя к самым разным людям. В этот раз Фрэнк просто ухохатывался до истерики. Ему, похоже, действительно доставляло удовольствие мое жалкое состояние, а учитывая, через что ему пришлось пройти, винить его не за что. Мы пошли обратно в машину, и я спросил его мнения по поводу того, как я должен наказать себя за свой публичный провал.

Фрэнк пытался объяснить мне, что мне нет нужды чувствовать себя плохо. Я отреагировал, переходя в состояние возмущения и заорав: “ФРЭНК! ТЫ ЕБАНЫЙ ЛИЦЕМЕР! Я‑то думал, ты всерьез, когда ты говорил что каждый одинаково ценен (запуская его якорь в виде жеста). Я прихожу к выводу, что ты всего лишь ЕБАНЫЙ лицемер. Если я из себя корчу идиота прилюдно, с этим все ОК. Но если сам ВСЕВАЖНЕЙШИЙ ФРЭНК, если ты это сделал, это так ужасно, ведь ты такой важный!”. Вот теперь-то он выдал реакцию, которой я ожидал. Его состояние изменилось, а его лицо сменило цвет. Он врубился.

Один из лучших способов работать с холодными левополушарными людьми — это дать им опыт в реальном мире, который продемонстрирует им, что их симптом является угрозой их идентичности. Фрэнк дошел до точки, в которой он больше не мог продолжать испытывать проблему, не разрушив собственную идентичность как сострадательного человека, верящего в то, что все люди одинаково ценны.

Заключительная сессия также была проведена вживую, в этот раз в местном кафе. Я подговорил своего клиента и ученика встретить нас там, чтобы сыграть специфическую роль. Я сказал ему подстроиться и отзеркаливать Фрэнка с целью установить сильный раппорт. Также ему было сказано вести себя чуть более открыто, чем Фрэнк, действуя, как будто у него были схожие с Фрэнком проблемы. Ему вообще-то и играть особо не пришлось, он был такой же нервный.

Моей задачей было выступать полным засранцем, особенно по отношению к Фрэнку. Поймите, что Фрэнк был пассивно-агрессивным, и ему нужно было что-то или кто-то, чему сопротивляться. Мы исполнили там то, что называется принципом контраста, или, если хотите, “плохой полицейский, хороший полицейский”. Полицейские частенько применяют этот прием при допросе. Один ведет себя как мудила, утверждая, что у них есть все доказательства, пытаясь запугать подозреваемого и добиться признания. Иногда он подходит близко к насилию над подозреваемым. И вдруг через какое-то время врывается второй полицейский и “спасает” подозреваемого, прикрывая его. Второй коп будет использовать язык “мы”, говоря что-то вроде “мой напарник прав, но если ты признаешься, мы заключим сделку”… Конечно, второй коп на деле не является хорошим, ни щедрым, но на контрасте с предыдущим воспринимается чуть ли не как святой. 

То же самое, когда вы принимаете горячую ванну. Когда вы впервые погружаетесь в горячую воду, вы чувствуете тепло. Через какое-то время вы привыкаете к температуре, но если вам понадобится выйти из воды и через несколько минут снова погрузиться в нее, вы снова почувствуете тепло. 

Это еще одна причина, по которой я хочу, чтобы мой клиент был в тесном контакте со своей фобией, аллергией, астмой или мигренью, когда он входит в мой кабинет. А затем, после того как мы совершаем какие-то интервенции, я заставлю их снова соприкоснуться со своим симптомом. Если они могли сильно ощутить симптом до нашей работы, но не могут после, это чертовски сильный убедитель для клиента. Будьте креативны в том, как использовать принцип контраста. Иногда использовать актеров может быть очень хорошей идеей. 

В этом случае, чем больше я вел себя как мудак, тем сильнее становился раппорт между Фрэнком и моим учеником. Так как Фрэнк мог отвергать все, что ему говорю я, ему абсолютно не было нужды противодействовать моему ученику. И когда мой ученик стал вести себя более коммуникабельно, Фрэнк поступил точно так же, поскольку они были в раппорте. Через какое-то время мой ученик стал говорить о том, как он чувствовал себя в социальных ситуациях, и Фрэнк тоже начал говорить о своих чувствах в таких ситуациях.

Это был отклик, которого я искал, и значительный прорыв для моего клиента. Фрэнк реально раскрепостился, а в конце даже вслух сказал моему клиенту, что для решения проблемы его ригидности ему нужно с кем-то переспать. На него стали оборачиваться люди, и он справился с этим мастерски. В заключение скажу, что уже после второй сессии Фрэнк сам побывал в нескольких магазинах и публичных местах без помощи вашего покорного слуги.

Случай второй: Мартин-трясоручка

Мартин вошел в мой кабинет с интригующей жалобой. Каждый раз, когда он делал что-то своими руками перед другими людьми, типа подписать контракт или выпить бокал вина, его руки начинали неконтролируемо дрожать. Мартин идеально соответствовал обсуждаемому профилю клиента. Он подавлял чувства, у него был сильный внутренний диалог, ему трудно давалась сознательная визуализация и он просто не шел в гипноз.

Я подумал, что возможно, мне удастся отправить его в транс при помощи какой-то индукции через замешательство, используя его внутренний диалог. Но и это не прокатило. Это не было проблемой, так как еще по телефону я понял, что он из этих. Я даже не знаю, как у меня получается их определять, но после нескольких лет в мире гипноза вы начинаете подмечать такие вещи. Один из намеков — это сухой монотонный голос, в академической манере бесстрастно описывающий происходящее диссоциированным языком: “Некто мог бы возразить… А кто-то мог бы решить…”. Ни разу этот парень не сказал “я думаю” или “я чувствую”.

Он посетил некоторое количество специалистов, и они попытались научить его различным техникам расслабления. Как и Фрэнк, этот тоже был полярным ответчиком. Ему говорят расслабиться, он напрягается. Как вы, вероятно, можете себе представить, все инструкции психологов по расслаблению способствовали достижению результата, обратного задуманному.

Как только я приметил этот паттерн, я решил каким-то образом предписать ему симптом. Очень часто бывает, что если заставить кого-то делать намеренно то, что происходит ненамеренно, это создает изменения. Мартин сказал мне, что трястись он начал, поскольку не знал, как отреагируют окружающие. Чем больше он думал о том, чтобы не трясти руками, тем больше они тряслись. 

Тот факт, что руки Мартина никогда не тряслись, если он пил вино из бокала или подписывал что-то будучи наедине с собой, дал повод задуматься, что все дело было в самом его утверждении “Я трясусь, потому что не знаю, как другие люди отреагируют на то, что я трясусь”.

Должен сказать, что деньги с Мартина я взял вперед вместе с обещанием делать все, что я скажу. В свою очередь я пообещал, что не буду заставлять его делать ничего неэтичного или опасного. Поскольку Мартин работал в очень большой фирме с множеством сотрудников, он получил такое задание.

Йорген: Мартин! Вот что я хочу, чтобы ты сделал: купи большой плакат. На нем напиши большими буквами: “ЖИВОЕ РАЗВЛЕКАТЕЛЬНО ШОУ”. Под заголовком напиши: “Я (твое имя) непроизвольно трясу правой рукой… Как только собираюсь с ее помощью пить или есть в присутствии людей. Те, кто хочет хорошенько посмеяться за мой счет, приходите в кафе в обеденное время в день X”. 

Мартин: Ты сумасшедший?

Йорген: Я‑то да! Но руки у меня работают нормально!

Минут десять заняло убедить его в том, что сделать это в его же интересах.

Мартин: Это, конечно, не то чего я ожидал. Но я заплатил и дал свое слово, так что я это сделаю.

Йорген: Так просто ты не отделаешься. Я хочу, чтобы ты еще кое-что добавил. Ты ведь начинаешь непроизвольно трястись, когда во время еды или питья устанавливаешь контакт глаз с кем-то, так?

Мартин: Все верно.

Йорген: Я хочу чтобы ты намеренно тряс рукой до того, как посмотреть кому-либо в глаза. Так что как только поймешь, что кто-то собирается смотреть как ты ешь или пьешь, я хочу чтобы ты начал делать это специально. А когда установишь контакт глаз, и почувствуешь, что начинается непроизвольная дрожь, я хочу, чтобы ты сделал то, что можешь, чтобы намеренно усилить симптомы. 

Короче говоря, Мартин всё сделал, как я сказал. Но он был более чем удивлен, обнаружив, что его непроизвольное дрожание рук исчезло. Кажется, он так и не осознал, что установив такую рамку, что его трясущиеся руки будут развлечением, он теперь знал, как будут реагировать окружающие. И что более важно, он знал, как он будет реагировать. Больше не было основания для создания симптома. А его противодействие моему требованию усилить непроизвольное дрожание рук также сыграло важную роль.

Случай третий: анорексичка Каролина

Каролина была юной девушкой лет двадцати. Ее рост был метр семьдесят два, а весила она 39 килограмм. Она не была живым мертвецом, но была одержима контролем, и в результате большую часть нашей работы мы проводили в реальном мире.

Каролина развивала свою анорексию в течение семи лет и успела побывать у множества специалистов по анорексии в нескольких странах. Я познакомился с ее родителями на одном общественном мероприятии, они меня и попросили поработать с их дочерью. 

У родителей были деньги, а Каролина была “бедной студенткой”, которую недавно уволили из ресторана, где она подрабатывала официанткой. Ее начальник сказал, что она слишком худая, и ее внешний вид заставляет посетителей чувствовать себя дискомфортно. Вооруженный этим знанием до встречи с Каролиной, я уже видел прямо перед собой большой красный флаг.

Важно, что люди ставят знак равенства между ценностью и ценой. Даже несмотря на то, что ее родители мне хорошенько заплатили, нужно чтобы она и сама инвестировала что-то в терапию, для того чтобы она имела для нее ценность. 

Еще одним фактором было то, что она годами ходила по всем этим “экспертам-терапевтам” и не изменилось вообще ничего. Если люди годами работают над проблемой, и она не решается, значит, они используют эту проблему для удовлетворения одной или нескольких своих потребностей. Часто это потребность чувствовать себя важной или значимой. Как раз ее случай.

Каролине по телефону, еще до нашей первой сессии, было дано предписание. Ей был выдан список из примерно двадцати вопросов, и исчерпывающие инструкции, для того чтобы она дала детальные письменные ответы на каждый вопрос. Она решала эту задачу в течение многих дней, и это дало основу для необходимого вовлечения в процесс.

Своей основной задачей в отношении нее я считал спустить ее с небес на землю. Я знал, что мне придется действовать весьма конкретно, чтобы добраться до суровой правды. Она была очень умна, и позже признала, что я был первым терапевтом, кого ей не удалось обвести вокруг пальца. Собственно, я был первым, кто поймал ее на этой хрени и назначил ее саму на 100% ответственной за ее поведение и выборы, которые она делала.

По моему не такому уж скромному мнению, худшая вещь, которую вы можете сделать с так называемыми расстройствами пищевого поведения, это купиться на рамку “ментального заболевания”. Эти клиенты вовсе не больны. Это просто неверно, утверждать, что они страдают от психического заболевания и их нужно лечить. Эти клиенты сами выбирают все то, что делают, и важно рассматривать булимию и анорексию как выборы, которые они делают. Они ВЫБИРАЮТ так себя вести, поскольку эти “расстройства” удовлетворяют одну или несколько их потребностей.

Первая сессия с Каролиной

Каролина не особо знала, кто я такой и как я работаю, что позволяло мне действовать гибко. Так как все ее предыдущие терапевты покупались на рамку “психического заболевания” и относились к ней как к “больной”, нетрудно было выяснить, что все они были “эмпатичными и понимающими”.

Очевидно, что если вы хотите добиться успеха с подобной клиенткой, вам придется с треском разорвать этот паттерн, что я и сделал. Я оделся в темный костюм с черным галстуком, а еще, так как недавно умерла моя бабушка, у меня было много всякой похоронной атрибутики, вроде похоронных брошюр и открыток. Когда она пришла в мой кабинет, только ее задница приземлилась на диван, я спросил ее: 

Йорген: Вы предпочитаете погребение или кремацию?

Каролина: ЧТО?

Йорген: Вы слышали! Вы хотите, чтобы вас похоронили или кремировали? Пора отдать распоряжения, что им делать с вашим телом после вашей смерти.

Каролина поначалу стала нервно смеяться, но я снова и снова задавал тот же самый вопрос, заглядывая прямо ей в глаза.

Йорген: Кстати, как вам вот эти брошюрки (те самые, с похорон моей бабушки)? Вам нравится качество печати? Что насчет цвета? Какие песни вам нравятся? Что вы хотите написать на ваших?

Через какое-то время мы дошли до обсуждения гробов, и хочет ли она чтобы ее поджарили, или чтобы ее сожрали черви. Это продолжалось примерно двадцать минут, до тех пор пока реальность происходящего не дошла до нее, и она не начала плакать. 

Йорген: Вот бедняжка…

Это было сказано с немалым количеством сарказма в голосе. Это была проверка и я прошел ее, не смягчившись в ответ на ее попытку избежать осознавания, что именно она творит.

Йорген: Ну, Каролина, так сколько ты уже занимаешься своей анорексией?

Каролина: Занимаюсь анорексией? Ты говоришь об этом, будто бы это балет или гимнастика.

Йорген: Ну, а разве не так? Балет и гимнастика это такие занятия, которые люди выбирают, чтобы ими заниматься, так же и с анорексией.

Каролина: Ну…

Йорген: Давай начистоту! Анорексия — это не вещь. Это процесс, это что-то, что ты делаешь. Для этого нужно думать определенным образом, вести себя весьма специфическими способами, и организовывать вокруг этого всю свою жизнь. Именно так и делают атлеты высокого класса. У атлетов есть цели, то, чего они хотят достичь в результате своих тренировок. Но дело не только в этом, сами тренировки тоже дают им много выгод. 

Так в чем выгода заниматься анорексией? Могу представить, что краткосрочные выгоды весьма велики, раз уж ты готова даже через некоторое время умереть, ради того чтобы сейчас пользоваться этими преимуществами. Давай, Каролина! Что ты получаешь от своих занятий анорексией? В чем выгода?

Каролина: Заниматься анорексией требует много самодисциплины. Мало у кого есть такой уровень самоконтроля и дисциплины. Так захватывающе, насколько далеко я могу зайти. Знаете, у докторов есть указания, в которых сказано, что с моим текущим весом я должна быть в больнице на принудительном лечении. Но на каждом взвешивании я делаю так, что вешу чуть больше нижнего предела, и каждый раз я их побеждаю. Но еще это и немного грустно, потому что мои родители волнуются, они таскают меня по разным терапевтам, в надежде что я поправлюсь.

Пока она это говорила, я видел то самое выражение гордости на лице, которое я уже видел ранее. Ее голос тоже был исполнен триумфа!

Йорген: Ах ты маленькая извращенка! Не слишком-то ты об этом грустишь. По факту, тебе нравится, что твои предки с ума сходят от беспокойства, надеются, разочаровываются, снова и снова, а где-то глубоко внутри ты знаешь, что совершенно не собираешься прекращать свою анорексию. Ты вовсе не несчастная жертва, это позиция власти. Ты наказываешь своих родителей, и тебе это невероятно нравится, потому что так ты чувствуешь свою ВЛАСТЬ!

Каролина: Так я чувствую себя уникальной и особенной!

Если бы вы там были, и ваши навыки калибровки вас не подвели, вы бы заметили, что она выделила слово “ОСОБЕННОЙ”. Это сильное невербальное присутствие было каждый раз, когда она произносила это слово. Как только я смог идентифицировать контекст, в котором клиент действует, будто он или она — жертва уравнения Причины и Следствия, или когда они выделяют какое-то утверждение о своей идентичности сильной невербальной реакцией, я знаю, что пора за работу.

Йорген: Насколько это особенно — умереть от какого-то расстройства пищевого поведения? В конце концов, в Норвегии это основная причина смерти юных женщин. Насколько это особенно — отрицать это, в то время как это происходит, утверждая, что все под полным контролем? Насколько же это жалко и скучно, иметь главной целью в жизни быть “особенной”? Насколько это уникально? Как по мне, это звучит очень обыденно и скучно.

К этому моменту она попала в состояние замешательства, а я просто отстранился, не желая помогать ей в создании ясности. Она начала плакать. Я оставался хладнокровным и не выказывал ей никакой симпатии. Напротив, я стал утверждать, насколько это обычно, уходить в жалость к себе как только столкнулась с вызовом, вместо того чтобы иметь смелость и самодисциплину, чтобы разобраться с ним. Но, конечно, только особенные люди в состоянии это сделать.

Если по-вашему это грубо, помните, что клиенты вас все время проверяют. И если бы я сейчас стал “милым”, это бы означало, что она может манипулировать мной, используя свои симптомы. Клиенты не хотят, чтобы на них возлагали ответственность. И зачастую они будут делать все что угодно, лишь бы заставить вас играть в спасателя, пока они играют в жертву. 

Я полностью отказываюсь от этой роли, и конгруэнтно демонстрирую это своим поведением. Я с нетерпением ожидаю, когда клиенты начнут вытворять всю эту хрень, чтобы получить жалость. Поскольку почти все остальные отступают, когда клиенты так поступают, они подкрепляют те самые виды поведения, за изменение которых им платят. Если у вас есть яйца, чтобы так не делать, вероятность изменений у ваших клиентов будет куда выше. В конце концов, единственная причина, по которой они продолжают вытворять эту ерунду заключается в том, что такое их поведение каким-то образом вознаграждается.

После того как я сказал Каролине, что мы встречаемся завтра, и форма одежды — спортивная, я выпер ее из кабинета, все еще плачущую. 

Буду говорить прямо — если вы играете с людьми так жестко, вы рискуете. Они или сбегут, или изменятся. 

Если у вас есть раппорт и хорошие навыки калибровки, вы будете добиваться перемен с большинством клиентов. Истинное искусство заключается в том, чтобы знать, когда надавить, когда использовать юмор, а когда стать провокативным, и так далее. К сожалению, единственный способ это узнать — выложиться по полной, даже если у вас нет нужных навыков калибровки, чтобы решиться на это.

Вам нужно научиться комфортно обходиться с сильными эмоциями. У меня были клиенты, которые пытались атаковать меня физически, бросали в меня разные вещи, а некоторые называли меня социопатом.

Джеофф Томпсон, легендарный инструктор по самообороне, писатель, в прошлом — вышибала, дает великолепный совет по преодолению страха. Он предлагает людям посмотреть на наихудшее возможное последствие какого-либо поведения. А потом спросить себя: “Если случится это самое худшее последствие, готов ли я с ним справиться?”.

Если вы способны посмотреть на список того, что делали мои клиенты, когда я давил на них, и решить, что вы с таким справитесь, или по крайней мере будете учиться справляться с этим, то можете двигаться дальше без особых опасений. 

Это похоже на то, как боксер входит в ринг. Он знает, что раньше или позже ему достанется. Когда вы готовы иметь с этим дело, вы можете играть в полную силу.

Так что дайте себе разрешение упасть мордой в пол, зная, что раньше или позже это случится. А когда это произойдет, убедитесь, что вы извлечете из этого урок. Самое крутое заключается в том, что любую вашу склонность, например, быть зависимым от одобрения, быть тюфяком или жертвой, такая работа будет триггерить. Так что работая с клиентами таким аутентичным образом, вы будете способствовать невероятному личному развитию. 

Я пришел к выводу, что если меня регулярно не называют социопатом или кем-то вроде того, то вероятно, я не делаю свою работу. От многих клиентов такой ярлык можно получить запросто. Все что вам нужно сделать — перестать отвечать на автопилоте, когда они входят в свои симптоматические состояния.

Когда “трудные” клиенты попадают в ваш кабинет, у них уже есть большой опыт вызывания у окружающих весьма предсказуемых реакций на их симптомы. Не имеет значения, что творится вокруг них, они знают, что если они врубят свою депрессию, панические атаки или что там еще, люди отреагируют, как по команде.

Как я уже упоминал, это одна из причин, почему люди впадают в зависимость от своих симптомов. А многие терапевты помогают укреплять эти ограничивающие виды поведения, играя свою политкорректную “добрую и принимающую” роль.

Грустно, что большинство из этих терапевтов делают это не как стратегически продуманный выбор, основанный на калибровке того, что такое поведение терапевта приводит к благотворным изменениям у клиентов. Скорее, они делают это потому что это удобно и политкорректно, а еще у них просто не хватает духа иметь дело с аутентичным поведением и сильными эмоциями. Большинство из них — зависимые от одобрения слабаки, особенно когда дело принимает серьезный оборот. Вот они смело идут на риск, чтобы решить задачу: “О НЕТ, что подумают мои коллеги?”. Многие из них больше готовы делать для сохранения своего имиджа, чем для помощи клиенту.

Если вы похожи на большинство людей, то вам придется привести себя в форму, чтобы суметь работать так, как я в этих кейсах. Недавно мой друг изящно выразил это так: “Ты прерыватель паттернов. Ты намеренно провоцируешь там, где остальные инстинктивно хотят отступить”. Именно умышленно провоцируя те реакции, которых все остальные пытаются избегать, вы будете получать от людей самый впечатляющий отклик.

Вторая сессия с Каролиной

Следующим утром мы с Каролиной встретились в спортивном зале. В своих ответах она указала, что раньше она поддерживала неплохую форму, и считала, что она все еще в форме. Ясное дело, она была в отрицании того, какой вред причиняла своему телу. Это небольшое путешествие в спортзал было предназначено стать для нее грубым пробуждением. Настоящей причиной, по которой она не тренировалась, была вовсе не высокая занятость или любая другая чушь, которую она могла сочинить в качестве рационализации. Причиной было то, что она была не в состоянии это делать.

Я бросил ей вызов, сказав, что девушка ее возраста должна быть способной пробежать 25 минут на высокой скорости на дорожке. После 12 минут она более-менее сдулась. Это произошло не из-за силы воли или дисциплины, которой она так гордилась. Это случилось, потому что ее тело просто не справлялось. Она так обессилела, что мне пришлось ее поддерживать, пока мы шли из зала. Безусловно, все те взгляды, которые бросали на нее шокированные качки, подогревали ее смущение.

Все прошло как и планировалось, это было задумано, чтобы дать ей прямой контрпример ее убеждению, что она не вредит своему телу. Поскольку она так сильно гордилась своей дисциплиной и силой воли, было вероятно, что она станет рассматривать свой провал как свидетельство того, что ее тело ослабло.

Сразу по выходу из зала я отправил Каролину в библиотеку для выполнения следующего задания. Ей было поручено найти три биографии особенных и уникальных личностей. Прочтя их, она должна была написать ессе на тему того, что сделало этих людей уникальными и особенными, и не менее важно, что не делало их ни уникальными, ни особенными. На эту задачу у нее было два дня, как раз до следующей нашей встречи.

За день до консультации я ей позвонил и сказал, что вместо офиса мы встретимся в ресторане. Я в этом ресторане уже бывал, и подговорил официанта. Я спросил его, готов ли он помочь мне спасти завтра жизнь человека. Я сказал ему, что приведу молодую женщину с сильной анорексией. Я объяснил, что работаю в индустрии шоковой терапии (что бы это ни значило), и мы — ее последняя надежда. Официант великодушно согласился помочь.

Я оставил ему чаевые и сделал предоплату за ее блюдо. Я сказал ему, что вне зависимости от того, что она закажет, он должен принести ей самое большое мясное блюдо, которое у них есть, и сказать ей: “Честное слово, ТЕБЕ ЭТО НУЖНО!”.

Должно быть, у меня получилось до него достучаться, раз он согласился, хоть и решил, что я немного с придурью. Как я уже говорил, реже всего изменения у таких диссоциированных клиентов происходят в кабинете терапевта. Дай им волю, они целыми днями будут рационализировать и интеллектуализировать. Лучшее место для работы с анорексичными и булимичными — это ресторан.

Я сказал Каролине записать на бумаге правила игры в анорексию и принести их в ресторан. Я хотел изучить, как заниматься не хуже нее, в плане того, когда она ела, сколько, как понимала, что время остановиться, как она понимала, что делает успехи и что она есть не могла. Для каждого их этих правил она должна была написать, для чего оно предназначено, то есть какую ценность и эмоциональное состояние она реализует с его помощью. В сущности, она почти ничего есть не могла, а все эти правила использовались, чтобы удовлетворить ее ключевые ценности. Этими ценностями были контроль, самодисциплина, быть уникальной и особенной, власть, эмоциональное возбуждение и достижение целей.

1. Эмоциональное возбуждение. Ее возбуждали игры с ее лечащими врачами, когда она делала так, что еле-еле преодолевала нижнюю планку по весу, чтобы ее не положили в больницу. Так же она получала удовольствие и радость, наблюдая, как после каждого визита к терапевту теряют надежду и разочаровываются ее родители.
2. Безопасность. Неважно, насколько хаотичен станет мир, она знала, что пока она продолжает свою анорексию, люди вокруг будут уделять ей внимание, демонстрировать любовь и заботу. Ритуалы с едой также давали ей ощущение чего-то хорошо знакомого, и благодаря этому она чувствовала себя в безопасности.
3. Уникальность. Достигая успехов в анорексии, она чувствовала себя уникальной и особенной. А еще она чувствовала себя невероятно особенной из-за того, что все время умудрялась “одолеть” всех этих терапевтов. Это весьма распространенный способ, к которому прибегают люди, чтобы почувствовать себя значимыми и необычными, заимев проблему, которая никак не решается.
4. Любовь и контакт. Как всегда (ну почти), устроить себе какой-нибудь симптом — это простой способ получить любовь и связь с другими людьми, без необходимости просить о ней, давать что-либо в ответ и идти на риск. Она также использовала это для того, чтобы устанавливать контакт с собой.

Как видите, выгоды анорексии были огромны. Чтобы исцелиться, ей пришлось бы решиться на то, чтобы получать эти эмоциональные состояния другими способами.

Третья сессия с Каролиной

Мы встретились в ресторане и она показала мне все, что написала про свою игру в анорексию. Я почувствовал, что у нас вроде возник раппорт и я вызвал в ней какие-то полезные состояния. Тем не менее, пока наша работа не создала никаких изменений в том, как она занималась своей анорексией. 

Я заказал большой жирный стейк, а Каролина довольно предсказуемо хотела просто попить водички. Когда официант принес мой стейк, такой же он поставил перед Каролиной и сказал: “Честно, ТЕБЕ ЭТО НАДО!”. Я очень смеялся, но он был не до конца конгруэнтен в своей подаче. Так что это не произвело того эмоционального воздействия, на которое я рассчитывал. 

У меня был еще один запланированный сюрприз для Каролины. Пару дней назад я упросил пару друзей разыграть кое-что. Пришли два юноши и сели за стол под углом от нас. Один из них достал большой холст и стал рисовать Каролину. Это привлекло внимание Каролины, и мой друг художник стал посылать ей флиртующие взгляды, в то время как сам продолжал разглядывать ее и зарисовывать. Каролина отказывалась что-либо есть, и была весьма довольна тем, что она позирует для рисунка. Она даже заявила мне: “Видишь, мужчины считают меня привлекательной!”.

Она была не в курсе, что все это происходило вовсе не спонтанно. Парень, который притворялся, что делает набросок с нее, рисовал уродливую мультяшную фигурку из палочек. Она была подписана “АУШВИЦ, АВГУСТ 1944” и “Пусть мисс Тощая Тень скроется во тьме, у людей портится аппетит”. 

Минут через двадцать мой друг подошел к Каролине, поклонился и сказал: “Извините, вы вдохновили меня на высокохудожественное произведение!”. Он вручил ей свою уродливую картину, и на этот раз Каролина отреагировала. Она чертовски разозлилась, и вот тут уж я вдоволь посмеялся. Немного радостного садизма за счет Каролины. 

Нужно отдать должное автору. Я почерпнул идею с дерьмовым художником у Росса Джеффриса, гуру соблазнения, который использует НЛП в качестве основы своего метода.

Когда Каролина так разозлилась, что уже собралась уходить, помощь пришла, откуда не ждали. Сидевший неподалеку дантист подошел к злющей Каролине и очень озабоченным тоном стал рассказывать ей, какой вред она причиняет своим зубам, снова и снова рассказывая о потенциальных осложнениях. Сильные эмоциональные состояния и реакции, которые демонстрировала Каролина, были окнами возможностей. Я знал, что я должен продолжить использование этой очень ценной реакции.

Она стала разглагольствовать на тему того, что я наверное в этом городе всех знаю, и что очевидно, я повлиял на всех этих людей. Вместо того, чтобы завершить сессию, я спонтанно решил отвезти ее в другой город в сорока пяти минутах на машине отсюда. Я бросил ей вызов: “Круто, поехали в другой город, где меня никто не знает, и никто не попал под мое ужасное влияние”. Каролина согласилась, и мы тут же уехали. Было около трех часов дня, когда мы шли по главной улице, которая была весьма плотно заполнена людьми.

Я знал, что если я просто стану подходить к людям и спрашивать, стоит ли Каролине набрать немного веса, люди могут испугаться обидеть ее, и ответят “нет”. Так что я сделал по-другому. Я начал подходить к случайным прохожим и представляться Питером из “Национальной ассоциации анорексии”. Затем я говорил им: “Наша ассоциация проводит кампанию, в ходе которой мы выводим анорексиков на улицы, чтобы узнать, что “обычные” люди думают насчет питания и веса. Вот эта женщина хочет сбросить еще килограмм семь, что вы думаете по этому поводу?”.

Первая женщина средних лет, к которой мы вот так подошли, просто обалдела и стала умолять Каролину набрать вес. 

Следующим был парень лет двадцати, реальный идиот. Он сказал ей продолжать и сбросить еще семь килограмм, раз ей так хочется, и что она выглядит здорово. Не знаю, собирался ли он затащить ее в постель настолько абсурдным комплиментом, или просто был совершенно тупой. Я просто не мог поверить, что кто-то мог такое сказать, не будучи под наркотиками.

Но оказалось, что он сослужил хорошую службу, так как Каролина воспряла и сказала: “Счет теперь один-один”. Кажется, она стала верить, что может победить в этом маленьком соревновании. Но все-таки вскоре оказалось, что это убеждение было ошибочным. Через 20 минут счет был 19 – 1 в мою пользу. Тут она погрустнела и выбросила на ринг полотенце.

До того как мы закончили, я напомнил ей доделать домашнюю работу, которую я ей дал, с биографиями из библиотеки. После этой сессии у меня было сильное ощущение, что Каролина начала возвращаться в реальность. Ключ был в том, чтобы получить и использовать ее сильные эмоциональные реакции. Например, после трюков в ресторане, она отреагировала сильно, но рационализировала это тем, что люди находились под моим влиянием. Поэтому я спонтанно отвез ее в другой город. Остановись я еще в ресторане, ее отклики не были бы таким сильными. Еще один ключевой момент — объединять контрпримеры, пока она находится в сильном эмоциональном состоянии. Чем больше контрпримеров своим убеждениям она получит, будучи в этом состоянии, тем сильнее будет кумулятивный эффект интервенции.

Если вы владеете гипнозом, то знаете, что важный аспект при создания сильного внушения — это использование составных внушений. Их принцип работы в том, чтобы первое принятое внушение было довольно слабым, а второе внушение будет еще слабее, делая первое более сильным. Третье принятое внушение тоже слабое, но оно усиливает второе, и делает первое внушение еще сильнее.

То же было и с Каролиной. Я давал ей контрпримеры к ее убеждению, пока она находилась в сильном эмоциональном состоянии, и добавлял их еще и еще, в надежде на мощную внутреннюю реорганизацию. 

Если у вас есть опыт в НЛП, вы можете знать техники “Последняя соломинка / Пересечение порога”. В них человека ассоциируют с одним сильным негативным воспоминанием, затем с другим, третьим и четвертым, пока не возникает эффект, что все они происходят одновременно. Цель этого состоит в том, чтобы перевести человека через порог, который он не мог преодолеть, чтобы обратно он уже не вернулся.

Помните, что все, что вы делаете в офисе, может быть модифицировано для применения вовне. 

Четвертая сессия с Каролиной

Каролина отправилась домой и в течение нескольких следующих дней проделала довольно серьезную работу по своему заданию. Было ясно, что что-то происходит, что внутри нее проходила какая-то реорганизация, чтобы придать какой-то смысл тому опыту, через который я ее протащил.

Оглядываясь назад, я убеждаюсь, что ключевым фактором успеха стала та интенсивная работа, которую мы часами делали ежедневно, в течение почти целой недели. Я знал, что если позволю Каролине сорваться с крючка, стану мягким, или затяну с ударом, она тут вернется в свой аналитический режим. В результате она бы стала отвергать все, что не соответствовало ее предыдущему опыту.

Я также уверен, что любые попытки формального гипноза или приемов НЛП тоже потерпели бы неудачу, так как угрожали бы ее чувству контроля. Кроме того, у нее был паттерн — добиваться ощущения уникальности, побеждая своих терапевтов, делая их техники неэффективными.

Я собирался вернуть ее в реальность или заставить в ужасе бежать, путем решения задач в реальном мире, активизируя ее симптомы и вытаскивая ее в рестораны. Так как мы занимались этим ежедневно, а после наших встреч ей назначалось много домашней работы, это сильно уменьшало вероятность того, что она сможет уйти от этой работы и бросит начатую нами реорганизацию.

И снова я запланировал для Каролины небольшой сюрприз. Ее отец когда-то сказал мне, что Каролина ненавидела наркоманов, что она их просто презирала. Я попросил его не говорить Каролине, что он мне об этом рассказал, ибо я решил это как-нибудь применить. 

За день до четвертой сессии я отправился к своему другу (Йо Гйерпе) и попросил его одеться как нарик. Он не только великодушно согласился, но еще и очень убедительно сыграл торчка. Когда Каролина прибыла следующим утром на местный вокзал, тут же к ней прицепился отвратительный наркоман. Между ними состоялся какой-то такой разговор:

Наркоман: Эй, ты, а есть чо? Есть чо на продажу, говорю?

Каролина: ЧТО? А ЧТО, ТАК ПОХОЖЕ ЧТО Я ПРОДАЮ?

Наркоман: Ой, да ладно, ты ж одна из нас. Рыбак рыбака, дело такое. Да ладно, чо ты, попустись!

Каролину это возмутило. Когда я встретил ее, она была зла. Она спросила, не мои ли это очередные трюки от имени ассоциации анорексии. Когда я притворился, что понятия не имею, о чем речь, она рассказала мне, что случилось.

Йорген: А тебя это удивляет? Посмотри на свои руки (довольно сильно хватая ее за руку) — ты в натуре выглядишь как нарик, и трешься возле вокзала.

Теперь, когда она купилась на мой маленький блеф, я аккуратно поинтересовался про наркомана.

Каролина: Боже, он реально на самое дно опустился.

Можете себе представить, что мой друг “наркоша” был не слишком обрадован, когда я ему это передал на следующее утро. Его мать, которая работала медсестрой в психиатрии, присутствовала при том, как я наслаждался радостным садизмом за счет своего друга. Она была возмущена моими методами. Она спросила меня, не думал ли я, что могу ранить чувства той девушки или разозлить ее. Я ответил, что больше меня заботило другое — что она умрет, а я буду знать в глубине себя, что не сделал все, что было в моих силах.

А самое крутое с этим трюком, что через несколько недель нечто похожая ситуация случилась с ней на другом вокзале, и это на нее действительно сильно повлияло, так как она знала, что уж к этому я точно не имел никакого отношения.

Когда я попросил друга встретить ее таким образом, я добивался того, чтобы дать ей опыт. Я хотел, чтобы она стала ассоциировать то, как она выглядела сейчас в результате своей анорексичной жизни, с тем, что она вообще не выносила, а именно с наркоманами. Вместо того, чтобы просто рассказывать ей об этом, я создал для нее переживание, скрытое посреди других активностей, и она не восприняла его как имеющее отношение к нашей работе, поскольку не знала, что я был осведомлен о ее отвращении к наркоманам. 

Когда Каролина вошла в мой кабинет после встречи с моим другом, она была в смятении. Я чувствовал, что она дошла до границы своей старой модели мира. У нас с ней вышел такой диалог:

Йорген: Ну чё, Каролина, ты в натуре за базар отвечаешь или просто трусиха и лицемерка?

Каролина: Что ты имеешь в виду?

Йорген: Что прекращение анорексии и начало новой жизни не только потребует куда больше самодисциплины, уникальности, и будет куда большим вызовом, чем твои занятия анорексией… Но и докажет, что ты действительно особенная в куда большем смысле… И это не все… Аутентично проживая эти качества, ты их разовьешь в избытке. Анорексией ты занялась, потому что когда-то это был вызов, который потребовал самоконтроля и на время дал тебе ощущение уникальности… НО, будем честны — ты хороша в своей анорексии, давно ее практикуешь и поскольку ты с ней хорошо знакома, это больше не является для тебя трудной задачей. При этом даже сама мысль о том, чтобы прекратить анорексию, пугает тебя до усрачки. Ты понятия не имеешь, как это сделать, и сможешь ли ты это сделать вообще. Это будет РЕАЛЬНЫЙ вызов, который потребует много самоконтроля и самодисциплины… поскольку тебе придется лицом к лицу встретиться со своими глубочайшими страхами. На это способен только уникальный и особенный человек. В конце концов, проще жить в своей зоне комфорта!

Физиология Каролины кардинально поменялась, а ее лицо вспыхнуло — реорганизация, происходившая внутри, стала очевидной.

Что я сделал — использовал ее ценности, которые она как-то выделила за весь период нашей работы. Обратив ее пресуппозиции, я сделал анорексию угрозой ее глубинной идентичности. На этот раз она почувствовала это эмоционально, этот простой факт, что прекращение анорексии и создание абсолютно нового жизненного сценария не только потребуют от нее проживать ее ценности, но и подарят желаемые эмоциональные состояния. В то же время она поняла, что сама анорексия находилась в прямом противоречии с ее идентичностью и теми ценностями, которые были ей так дороги.

Я называю эту технику “Угроза идентичности” при помощи обратных пресуппозиций. Я записал все ценности, с которыми она себя идентифицировала, особенно те, с которыми был связаны сильные невербальные реакции. Я знал, что ключевой идеей в работе с ней будет сделать анорексию неконгруэнтной ее идентичности. Я запланировал эту технику еще с первой сессии, но когда ее осуществить — это вопрос тайминга. Если бы я попытался провести ее на первой или второй сессии, она бы не сработала. Клиентка была еще слишком ригидная и контролирующая, а ее модель мира была будто отлита в бетоне.

Чтобы заставить ее реагировать, я создал все эти ситуации в реальном мире, которые были предназначены, чтобы спровоцировать ее, дестабилизировать, поставить под сомнение ее убеждения и вызвать сильнейшее состояние замешательства. Состояние замешательства — это именно то, что нам было нужно. Имея шаткую модель мира, усталость от войны и сильное замешательство, она была готова отреагировать на маневр такого рода.

К этому моменту Каролина сияла, как рождественская елка. Для завершения нашей работы нужно было сделать еще одну вещь. Теперь, когда она не могла одновременно и заниматься анорексией, и поддерживать неизменной свою идентичность, пришло время ей решить, что она будет делать вместо этого. Чтобы завершить нашу работу, ей нужно было решить, каковы будут новые правила игры, такой игры, которая будет удовлетворять ее потребности в эмоциональном возбуждении, безопасности, любви, уникальности, самодисциплине и возможности бросить вызов самой себе. Единственное различие, что ее новые способы удовлетворения потребностей будут позволять ей развиваться, и укреплять ее здоровье и ее саму.

Ей было сказано покинуть мой офис и даны инструкции, что к завтрашнему дню ей нужно придумать новую игру. Этой ночью у нее был мощный всплеск энергии, так как она создавала новую игру своей жизни. Когда на следующий день она вошла в мой кабинет, она выглядела и звучала совершенно иначе. Она с гордостью представила мне свою новую игру жизни! Я предложил ей научить ее самогипнозу, чтобы дать ей больше навыков самоконтроля, и она придумала множество внушений, предназначенных помочь ей улучшить свои способности играть в жизнь с огоньком.

Я обнаружил, что людям очень полезны такие вот письменные аналитические задания. Левополушарные люди часто скептичны. В целом, им изначально сложнее подписываться на что-то новое и неизвестное. Но как только вы получили их решение, они обычно его придерживаются. А вот высокогипнабельные клиенты легко входят в новые реальности, зачастую с драматическими первыми результатами, но часто эти результаты как пришли, так и ушли.

Другой ключевой момент с левополушарными клиентами в том, что зачастую у них высока потребность в понимании того, что происходило в терапии. Еще какое-то время после завершения работы они будут анализировать и пытаться рационализировать произошедшее. Это золотой шанс дать им задание, чтобы поддержать их движение к успеху. Таким образом вы используете их потребность в рационализации, чтобы цементировать те изменения, к которым вы стремитесь. Это куда лучше, чем если они наедине с собой будут отговаривать себя от полезных изменений. 

Я счастлив сообщить, что в последний раз, когда я получал весточку от Каролины, пять лет спустя после нашей работы, у нее все было замечательно. Поскольку я знаком с ее друзьями, я знаю, что сделанные изменения стали долгосрочными. Ей даже пришлось сменить гардероб, поскольку она набрала здоровый вес.

Я хотел бы подробнее остановиться на технике “Угроза идентичности”, которую я упомянул. Я обнаружил, что она бывает очень полезна, особенно в тех случаях, когда присутствует много вторичных выгод, и когда проблемное поведение в значимой степени находится под сознательным контролем. Она оказывается очень эффективной при работе с анорексией и булимией. 

Угроза идентичности

Пернилле была женщиной лет сорока, которая пришла в мой кабинет с запросом устранить страх публичных выступлений. В течение первой же сессии я спросил, есть ли какие-то выгоды в том, чтобы иметь страх публичных выступлений. Она сказала, что ее муж — весьма практичный человек, возмущавшийся по поводу ее друзей-интеллектуалов и тех дискуссий, которые она вела с ними за ужином. Он чувствовал себя аутсайдером, и а она ощущала, что чем сильнее она пыталась учиться и развиваться, тем большую это создавало дистанцию и враждебность в их отношениях. Но затем ее муж съехал, и с тех пор она могла заняться изучением нового и дальнейшим развитием своей карьеры. 

Первая сессия прошла великолепно. Мы сделали быстрое наведение, активировали ее страх, ассоциируя ее в воспоминание, где она могла хорошо его ощущать, и использовали страх как аффективный мост в самое первое событие прошлого, с которым было связано это ощущение страха. В ее случае это оказалось воспоминание или реконструкция из трехлетнего возраста. После того как мы очистили от страха все имеющие к нему отношение воспоминания, дело было сделано, и она покинула мой кабинет в воодушевленном и уверенном состоянии.

Тем не менее, когда она вернулась спустя две недели для продолжения работы, она сказала, что страх стал постепенно возвращаться. Как вы могли догадаться, они стали постепенно сходиться с мужем. 

В последующей беседе она упирала на фразу “Я очень ответственный человек”. Также я отметил, что она чувствовала презрение по отношению к разведенным людям, особенно одиноким матерям. В то же время, она хотела выйти из отношений. Ее муж тратил ее деньги, слишком много пил, и не давал ей абсолютно никакой любви и уважения. НО она не могла покинуть эти отношения, поскольку должна была о нем заботиться. 

Йорген: Насколько это по-твоему ответственно, жить жизнью наркодилера?

Пернилле: Что?

Йорген: Давай будем предельно честны, чтобы мы могли увидеть, до какой степени ты лицемерна.

Недавно я посмотрел некоторые видео Тони Роббинса c семинара “Окончательное овладение искусством отношений”, где он утверждает, что у человеческих существ есть шесть типов потребностей:

1. Уверенность
2. Неуверенность
3. Любовь и привязанность
4. Значимость
5. Развитие
6. Вклад

Согласно Тони Роббинсу, каждый нуждается в удовлетворении этих шесть человеческих потребностей, и будет искать способ удовлетворить их тем или иным способом. Единственный вопрос, будут они удовлетворены низкокачественным образом или высококачественным. Под низкокачественными я имею в виду те способы, которые вредят самому человеку или окружающим: злоупотребление наркотиками, насилие, переедание, создание симптомов, нужда и так далее. К высококачественным относятся те, которые улучшают качество жизни: здоровые отношения, значимые поступки, физические упражнения, изучение нового и так далее. Тони Роббинс утверждает, что две последних — развитие и осуществление влкада — это есть духовные потребности, и они существенны для достижения истинного удовлетворения и реализации себя. Не знаю, насколько эта модель точна, но знаю, что она может быть полезным способом воспринимать некоторых клиентов. Я вообще предпочитаю не принимать ничего на веру, а просто использую и утилизирую все, чтобы помочь людям. Поймите, все теории и модели вроде этой — это умственные построение. Все они выдуманы.

Я бросил Пернилле вызов и спровоцировал ее, заявив, что она использует свой страх и симптомы своего мужа, чтобы поддерживать свою собственную идентичность и удовлетворять свои потребности таким низкопробным способом. Давайте взглянем, как она использовала свой страх для удовлетворения базовых потребностей.

Определенность

Одна из причин, почему люди возвращаются в старые деструктивные отношения и к деструктивному поведению — просто это знакомо. Они знают, что если они запустят свои симптомы, люди вокруг начнут очень предсказуемым образом менять свое поведение. Также они понимают, что у них в любой момент есть доступ к симптому, и это дает им ощущение безопасности и стабильности. Это имело отношение и к Пернилле, но она использовала свой симптом и своего мужа, чтобы поддерживать неизменной свою идентичность очень ответственного человека. Люди очень мотивированы на поддержание своей идентичности. Они способны пойти на самые безобразные поступки, если им кажется, что их идентичности что-то угрожает.

Ее муж был очень безответственным, что хорошо соответствовало ее идентичности “очень ответственного человека”. Она спасала его и принимала ответственность. Это давало ей власть над отношениями и давало ей ощущение нужности и значимости. А еще это всегда давало темы для разговора. Каждый раз, когда она жаловалась кому-то на мужа, выглядело так, что она при этом очень ответственная.

Идея остаться одной с детьми тоже сильно угрожала ее ответственной идентичности. Как уже упоминалось, она чувствовала себя очень значимой и довольной, когда замечала окружающих, которые сдались. Она решила не стать одной из них. Когда я сообщил ей об этом, я заметил сильные невербальные сигналы, которые сообщили мне о том, что я попал в точку, особенно в том, что касалось поддержания идентичности.

Неопределенность

Парадоксальным образом, используя свои симптомы, она достигала не только определенности, но еще и получала через это неопределенность. Под неопределенностью я имею в виду изменчивость, смену состояний, интерес и все такое. Она признала, что вся та драма, которая происходила в связи с безответственным поведением ее мужа, была для нее своеобразным кайфом и эмоционально ее заводила. И конечно, это было средство от скуки. 

Любовь и привязанность

В этих отношениях было не особо много любви. Она поступила как и многие — зафиксировалась на определенном уровне связи. А вся эта драма и ее роль спасателя поддерживали эту связь между ней и мужем.

Значимость

Ее роль спасателя также давала ей чувство того, что она чрезвычайно важна и значима. Она по сути стала зависима от того пиздеца, который творил муж, чтобы иметь возможность быть спасателем. Так что вместо того чтобы идти на риск и заниматься саморазвитием, для чего потребовалось бы некоторые мужество, она могла ощущать свою значимость, имея нерешаемую проблему.

После обсуждения я стал задавать вопросы: “Что ждет эту роль в будущем? Что случится с вашей самооценкой? Чему вы этим учите детей в сфере отношений?”.

Пернилле влетела в сильное эмоциональное состояние, в котором она ассоциировала то, что она делала, с сильной болью. И тогда я сделал “Угрозу идентичности”. 

Вы говорите, что вы ответственный человек, но насколько это ответственно, использовать чью-то алкогольную зависимость и безответственность, лишь бы поддерживать свою идентичность, удовлетворять свои потребности таким некрасивым способом, и при этом лицемерно утверждать, что это для его же пользы.

В ее теле вспыхнули эмоции, а за этим последовала замечательная перемена цвета ее лица и изменение физиологии всего тела. Она поняла, и прожила чувственный опыт, что больше невозможно продолжать старое поведение и одновременно удерживать свою идентичность. Она спонтанно начала создавать новые варианты поведения, которыми она могла бы удовлетворять свою потребность и поддерживать идентичность более качественными способами. Дальнейшая работа не понадобилась. Счастлив доложить, что ее страх снова исчез, она развелась с мужем, и это оказалось хорошим выбором для них обоих. 

Я обнаружил прекрасное применение этой технике. Я нахожу ее куда более эффективной, чем шестишаговый рефрейминг, визуальное сдавливание и другие виды гипнотической работы с частями личности. Особенно это касается контекстов проблемных отношений, вопросов самооценки, расстройств питания и так далее. Я заметил, что с этой техникой я стал работать успешнее по сравнению с теми временами, когда я чаще пользовался шестишаговым рефреймингом.

Тем не менее, шестишаговый рефрейминг я предпочитаю в тех случаях, когда симптомы создает бессознательное: мигрень, аллергия и различные формы боли. Например, я работал с женщиной, у которой повышался пульс, было высокое давление и даже сидя она могла слышать, как громко стучит ее сердце. Она была подругой нашей семьи, и я чувствовал, что вряд ли она готова пойти в какие-либо гипнотические регрессии. Вместо этого я вызвал состояние гипноза и выполнил шестишаговый рефрейминг с использованием непроизвольного пальцевого сигналинга, а также используя в качестве сигналов флуктуации ее сердечного ритма. Во время сессии ее пульс уменьшился до нормального, а последующее обследование у врача показало, что кровяное давление вернулось в идеальный интервал.

В таких случаях, когда симптом совершенно непроизвольный, и сложно связать его с каким-то конкретным поведением, бессознательный рефрейминг вроде техники шестишагового рефрейминга кажется хорошим выбором. К сожалению, через шесть месяцев у клиентки произошел сильный семейный конфликт, и она вернулась к старым симптомам и лекарствам, вместо того чтобы еще поработать со мной.

Эта и других схожие ситуации показали мне, что для того чтобы шестишаговый рефрейминг и другие бессознательные формы рефрейминга имели долгосрочный эффект и были более устойчивы, очень полезно наличие двух факторов:

1. Нейронные связи, ассоциированные с симптомом, активны в то время, когда вы коммуницируете с помощью непроизвольных сигналов. То есть, если вы хотите работать с мигренью, аллергией или болью, симптом должен быть проявлен в то время, когда вы проводите рефрейминг. Не имеет особого значения, используете ли вы сам симптом в качестве сигнала (боль увеличивается на “да”, и уменьшается на “нет”), или вы используете непроизвольный пальцевый сигналинг во время присутствия симптома.
2. Мы активируем и рефреймируем не только нейронные связи, ассоциированные с симптомом, но также и связанные с ним воспоминания. То есть, если у человека есть есть фобия, вы хотите активировать чувство страха, получить доступ к воспоминаниям, в которых он пугался, включая самое первое, а затем отпустить эмоции, при этом сохраняя опыт.

Если не учесть два эти фактора, велика вероятность, что симптомы через какое-то время вернутся, или что “исцеление” будет неполным.

В случае с сердцем или историей про рак, о которой речь шла ранее, нейронные связи, связанные с симптомом, были активны, и поэтому, как мне кажется, изначально процесс сработал. Но не было проведено работы с воспоминаниями и более глубокими конфликтами, стоящими за симптомами. Я думаю, что поэтому симптомы и вернулись. Также стоит заметить, что эти клиенты не давали никаких обязательств.

И сравните это с той работой, которую мы провели с Пернилле. В ее случае мы провели рефрейминг воспоминаний, включая то событие, которое я посчитал первым, но в настоящем присутствовали огромные вторичные выгоды, которые предрешили возвращение симптомов. 

За годы работы я понял, что полезно работать и с воспоминаниями, связанными с текущей задачей, и также разбираться со сложностями настоящего, вроде вторичных выгод. При этом помните, что любая идентичность, любая идентификация или убеждение — это ограничение. Идентичность — это гигантская ловушка с серьезным потенциалом создания негативных последствий. Одно из них в том, что когда мы во что-то верим, мы склонны искать что угодно, что будет подтверждать это убеждение, и отбрасывать все, что ему не соответствует. Другими словами, мы не учитываем контрпримеры и различия. А ведь мы учимся именно на различиях. В случае Пернилле, ее сильная идентичность была частью проблемы. Укрепляя идентичность человека, в долгосрочной перспективе мы можем создать еще худшую проблему.

Так что использование идентичности клиентов — это хорошая идея, а укрепление их убеждений и идентификаций — не очень. Если вы обнаружите, как элегантно это делать, свяжитесь со мной и поведайте. Вот почему я никогда не делаю стандартные техники НЛП по изменению убеждений. Я предпочитаю, чтобы в конце концов клиенты оказывались вообще без убеждений в том контексте, в котором они издевались над собой. Когда я говорю, что убеждения ограничивают, я не имею в виду только так называемые негативные убеждения, но и позитивные, в общем-то, тоже. 

Подумайте о людях, которые считают себя очень умными. Вы замечали, как они противятся признавать свои ошибки, или не желают заниматься той деятельностью, которая подвергает сомнению их глубокие убеждения? 

Глава 5. Мистер “Не могу поссать при людях”

Мне позвонил академический профессор (ага, точно попал в описываемый ранее профиль), и попросил помочь ему с весьма щекотливой проблемой. Он не мог писать в общественных туалетах. По факту, он уже тридцать лет этого не делал. Эта проблема была не только невероятно неудобной, но еще и ужасно времязатратной. Представьте количество усилий, направленных на то, чтобы не только скрыть эту проблему, но и отлить там, где люди бы его не заметили, особенно во время путешествий и преподавания. Еще он поведал, что до этого момента никому не рассказывал о своей проблеме, и бывал у разных гипнотерапевтов, но совершенно не подвержен гипнозу.

Уже по одному телефонному разговору я легко догадался, что он относится к тому типу людей, которых Вирджиния Сатир называла “компьютеры”. Он говорил монотонным голосом, длинными предложениями, у которых конца не дождешься, и при этом никогда не пользовался словом “я”. Например, “я чувствую”. Вместо этого он пользовался выражениями вроде “Некто мог бы подумать… Человек в определенных обстоятельствах мог бы…” и тому подобными.

Первая сессия с профессором

Когда я встретил его возле вокзала перед нашей консультацией, я чуть не рассмеялся. Он был точно таким, каким я его себе представлял: внешний вид, одежда, выражение лица — все как у настоящего профессора из комедийных фильмов.

После того как мы уселись в моем кабинете, он отклонился в кресле, почесал подбородок и начал:

Альфред: Полагаю, кто-то мог бы быть обескуражен подобными непроверенными методами лечения. Есть какие-то двойные слепые исследования, подтверждающие вашу гипотезу?

Йорген: Единственный дважды слепой здесь — это ты! Ведь ты ебаный гомик, а сам даже не в курсе этого.

Я сделал это, чтобы вытряхнуть его из его отсоединенного аналитического состояния, и это сработало. Сперва он был шокирован, а потом наклонился и одичало закричал:

Альфред: ЧТО? НЕ-Е-ЕТ!

Йорген: Да перестань, мужик, это же очевидно. Ты боишься, что у тебя встанет среди парней, но я думаю где-то глубоко внутри ты знаешь…

Так я продолжал какое-то время, утверждая, что он просто скрытый гомосексуалист, и что любой психолог ему скажет, что это все сводится к подавленным влажным фантазиям. Эта стратегия, позаимствованная из книги “Провокативная терапия” Фрэнка Фаррелли, включает намеренное галлюцинирование самых невероятных интерпретаций проблемы, и приводит к тому, что клиенты очень быстро начинают конкретнее говорить о своей проблеме. Также эта стратегия вызывает ассертивные реакции, юмор, шок и замешательство. На этом этапе Альфред по большей части пребывал в шоке и последующем замешательстве, и это было в точности то, чего я добивался.

Шок гарантировал, что он не вернется в свой обычный аналитический режим, а состояние замешательства замечательно открывает дверь для нового научения. Это прекрасный способ поместить склонных к анализу клиентов в гипнотическое состояние. Причина проста — чем сильнее клиент привязан к определенному поведению или роли, тем более внушаемым он становится, если его текущий паттерн будет прерван.

Я подал ему бутылку воды и сказал пить настолько быстро, насколько сможет. А когда он стал это делать, я снова стал стыдить его, восклицая: “Господе Иисусе, ты даже воды попить не можешь, не изображая, как ты сосешь чей-то член?”.

Альфред стал нервно смеяться и понятия не имел, как реагировать. Какими бы ни были его ожидания перед сессией, такого он уж точно не ожидал. Это я вам могу сказать однозначно. После того как я издевался над ним таким образом какое-то время, он стал яростно доказывать, что я ошибаюсь в собственных наблюдениях, отчаянно пытаясь убедить меня, что он не гомосексуалист и у него нет никаких подавленных влажных сексуальных фантазий. И чем больше он это делал, тем больше распалялся. Чем больше он доказывал, что я неправ, тем больше он включался и становился податливым.

Ожидая, когда ж его уже попустит, я сказал ему, что у неандертальца никогда не было бы такой проблемы. Он согласился. Так что я заставил его начать двигаться как неандерталец, орать, вопить, дышать и перемещаться, как обезьяна. Это оказало радикальное воздействие на его состояние. Мы оба ухохатывались и неплохо развлеклись. Ну, во всяком случае я. Однажды кто-то кому-то сказал: “Если ты не собираешься наслаждаться жизнью, я с радостью сделаю это за тебя!”. Я думаю, это прекрасная философия отношения к клиентам.

Внезапно, ему понадобилось отлить, и отправились мы в туалет. Какое-то время у него ничего не получалось. Он чувствовал напряжение в животе. Поэтому я использовал технику Бэндлера с разворачиванием ощущения, которую описывал ранее. Он все не справлялся и никак не мог врубиться, поэтому я предложил ему просто действовать из рамки “как если бы”.

Стремясь сделать ощущение более реальным, я спросил, какой бы цвет был у этого ощущения, если бы оно имело какой-то цвет. Он ответил, что серый. Я заставил его сделать его желтым и продолжать вращать это ощущение, и вуаля — он начал мочиться. Впервые за тридцать лет, когда кто-то стоял рядом с ним. Раз уж что-то начало происходить, я решил отвести его в отель поблизости. Мы повторили процедуру с тем же результатом. 

Сказать по правде, я не знаю, стала ли техника поворота ощущения последней каплей, переполнившей чашу, или это сделала возможность избежать домогательств, отправившись в туалет. А может он подумал: “Я должен доказать этому психу, что я не гомик или какой-то там извращенец, помочившись при людях”. Я вижу свою задачу в том, чтобы клиенту было сложнее сохранить такой нелепый симптом как этот, чем отпустить его. Делая терапию еще более суровой, чем симптом, мы делаем лучшим выбором для клиента позволить проблеме уйти.

Обратите внимание, что он никогда никому не говорил об этой проблеме, хотя жена так или иначе должна была знать. Я дал ему домашнее задание по писсингу. Оно состояло в том, чтобы привлечь какого-то друга, выпить много воды, пойти с ним в туалет в общественном месте и помочиться там. Также он должен был рассказать другу о проблеме, которую он носил внутри все эти годы.

Вторая сессия с профессором

Он вошел в мой кабинет, заявив, что ничего особо не поменялось. Когда я поинтересовался его домашним заданием, он сказал, что выполнил его дважды и оба раза успешно помочился. К этому моменту он сделал то, чего не мог сделать 30 лет, дважды пока я был рядом, и с двумя разными друзьями.

Йорген: Как по мне, звучит как улучшение.

Альфред: Оно конечно так, но оба раза мне потребовалось несколько минут, чтобы помочиться, но я не могу вот так стоять у писсуара. Люди могут подумать, что я чокнутый! 

Йорген: Что, Альфред, все еще боишься показать свой истинный цвет, боишься таки, что встанет, а?

Альфред: Конечно нет! Я женатый мужчина, если ты не заметил!

Йорген: Ну, по бумагам-то да, но это кольцо на пальце не особо поможет, когда у тебя встает у писсуара, а рядом с женой болтается как макаронина. Наверное, пора отправить тебя писать в гей-бар, любопытно тебе было бы, а?

Альфред: Не собираюсь я туда!

В этот момент у нас был хороший раппорт и мы уже присоединили достаточно боли к его привычной проблеме, так что он принял предписание, которое я дал. Предписание было в том, чтобы ежедневно мочиться в общественных местах. До того как пойти, он должен был выпить достаточно воды, чтобы ему правда захотелось в туалет. И он намеренно должен был удерживаться еще в течение двух минут. Я попросил его так делать, поскольку он утверждал, что ему всегда требовалось несколько минут, чтобы начать мочиться. Я потребовал, чтобы он делал это специально и намеренно. А еще он не должен был уходить, не помочившись, сколько времени на это бы ни потребовалось. Действие предписания будет окончено, когда он будет удовлетворен своими результатами. Если когда-либо он заново начнет устраивать себе эту проблему, это будет означать, что ему придется вернуться к предписанию.

Третья сессия с профессором

Когда Альфред пришел на третью сессию с вашим покорным слугой, он с неохотой признал, что достиг определенного прогресса, но выполнять предписание было адом, и жить так он не в состоянии. На этом этапе я предложил гипноз как более простой выбор, сказав, что освобожу его от предписания, если он согласится отправиться со мной в гипноз. Если бы он не решил свою задачу в гипнозе, пришлось бы вернуться к тому самому предписанию.

Убедившись в силе его решимости, мы сразу пошли в работу, используя быстрое наведение. Я попросил его положить ладонь поверх моей, закрыть глаза и проинструктировал его давить как можно сильнее с каждым числом, которое я называл. Затем в какой-то момент я резко убрал свою ладонь, подтолкнул его затылок и крикнул: “Спать!”. 

Затем мы перешли к тесту на тяжесть век в качестве убедителя. Я внушал, что по мере того, как он глубже и глубже погружается в гипноз, я буду считать от пяти до одного, и когда я досчитаю до одного, его веки станут такими тяжелыми, что чем больше он будет пытаться их открыть, тем больше они будут слипаться. Он прошел этот тест и погрузился довольно глубоко. 

Попутно отмечу, что когда я только начинал работать с клиентами, я редко применял быстрые или шоковые наведения. Проведя их пару раз, я оставил их для тех клиентов, которые легко поддаются гипнозу. Я полагал, что они не сработают с людьми, склонными к анализу. Я ошибался. Посмотрев некоторые видео Стивена Паркхилла, известного своими работами с неизлечимыми заболеваниями, я стал пользоваться ими и с аналитиками. К моему удивлению, это сработало даже лучше, чем я мог себе представить. 

Возвращаясь к сессии с Альфредом… Следом за наведением и тестом я сказал следующее:

Йорген: Внутри тебя есть ощущение, которое тебе не нравится, ощущение, которое целиком и полностью имеет отношение к невозможности писать в общественном месте… Ты пытался избежать этого ощущения, но на этот раз пришло время встретиться и разобраться с ним. И пока я считаю от одного до пяти, это ощущение растет, становясь сильнее, чем когда либо, позволь этому произойти, это прекрасное время и место…

Затем я досчитал от одного до пяти, внушая, что ощущение, связанное с проблемой публичного мочеиспускания, становится все более реальным и ощутимым.

Йорген: То самое ощущение, Альфред, где в теле ты его чувствуешь, и какое оно?

Альфред: НИКАКОЕ!

Забавный ответ после попытки обнаружить сильное ощущение в теле. У меня не было чувства, что его бессознательное сопротивляется. Он был в глубоком гипнозе, и что-то такое было в том, как он сказал: “НИКАКОЕ!”.

Йорген: Очень хорошо, Альфред, ведь иногда ничто это кое-что… и по мере того, как ты фокусируешься на никаком ощущении, я буду считать от десяти до одного, и на счет “один” ты вернешься в то событие, которое связано с этим никаким ощущением.

Надо сказать, я позаимствовал этот принцип и способ регрессировать людей в прошлое у Стивена Паркхилла, а он, в свою очередь, благодарил Джерри Кейна за все свои знания о гипнозе. На Паркхилла и Кейна сильно повлияли поздние работы Дейва Элмана, которые также были полезны мне и моим клиентам. Обещаю тем из вас, кто изучал лишь работы Эриксона, что изучение Элмана станет превосходным дополнением к вашему обучению. После того как я досчитал до одного, я продолжил:

Йорген: По первому впечатлению, это светлое или темное?

Альфред: Темное

Йорген: Внутри или снаружи?

Альфред: Внутри, и я чувствую себя полностью онемевшим

Через несколько секунд Альфред стал очень беспокойным и вдруг выпалил: “МОЙ ОТЕЦ ПРИСТАЕТ КО МНЕ!”, и по его щекам покатились слезы. Затем, на поверхность стал подниматься гнев. 

Йорген: Поднимись над ситуацией… Посмотри вниз, и пока ты там, я хочу, чтобы твое бессознательное сохранило научение из этого опыта, так, чтобы ты мог позволить негативным эмоциям уходить… Помни, что тебя защищают не подавленные эмоции из прошлого, а то, чему ты научился… Взлетай, чтобы оказаться на 15 минут выше и раньше этой ситуации… Оглянись внутренним взором, и посмотри в СЕЙЧАС… Что случилось с этими старыми эмоциями? Они СЕЙЧАС УШЛИ?

Он заявил, что отпустил эмоции, и повторил это, когда я заново его ассоциировал в опыт. Вот только его невербалика говорила совсем иное. Его челюсть была напряжена и выдвинута вперед, кулаки сжаты, губы сдавлены, а брови нахмурены. Он настолько подавлял это все, что даже несмотря на то, что его невербальные сигналы показывали присутствие гнева, он был с ним совершенно не в контакте.

Это один из тех контекстов, в которых проведение традиционной Терапии Линии Времени™ работает не так хорошо. Если клиент очень диссоциированный, то для начала стоило бы признать и присвоить чувства, перед тем как отпускать их. Поэтому мы применили технику “Пустого стула”, в которой галлюцинировали его отца на стуле перед ним, и клиент как следует отчитал его. Затем он побыл своим отцом, затем вновь собой, перемещаясь между позициями до тех пор, пока мы не достигли состояния прощения.

Прощение выглядело довольно искренним, но меня не убедило. Я сделал так, что он отпустил негативные эмоции во всех связанных событиях на линии времени, сделал проверку и подстройку к будущему, отправив его в будущие сценарии, связанные с туалетом. После того как Альфред открыл глаза, он сказал, что не знал, что его растлил отец, никогда не подозревал об этом, интересовался, можно ли этому верить и было ли это вообще?

К моменту этой сессии я занимался работой с людьми уже более восьми лет, но ни разу я не встречал тех, кто “обнаружил” насилие или растление, о которых они не знали до сессии. Меня всегда приводили в недоумение люди, которые утверждали, что вспомнили подавленные воспоминании о насилии, когда под гипнозом обнаружились воспоминания о совращении. Ну, конечно, не то чтобы я сильно удивлялся, учитывая как много терапевтов используют наводящий язык и наводящие вопросы во время гипнотической регрессии.

В своих регрессиях (лучше будет сказать “реконструкциях”, так как память — это в значимой степени процесс реконструкции, и каждый раз получая доступ к воспоминанию, вы навсегда меняете его) я абсолютно не директивен. Единственные вопросы, которые я задаю — “вы внутри или снаружи? Одни или с людьми? Что происходит дальше?” и тому подобные. 

Я сказал Альфреду правду. Очевидный факт состоял в том, что я не знаю. И хотя гипноз делает проще и воображение и воспоминания, он не делает их более точными и надежными. Мы долго говорили о синдроме ложных воспоминаний. Клиенты могут создавать воспоминания о насилии при помощи наводящих вопросов терапевта, который уже до начала сессии решил, что они должны искать: “Над этим человеком совершили насилие, и теперь нам нужно найти воспоминания об этом!”.

Терапевты начинают задавать вопросы вроде “Можете ли вы почувствовать, что ваш папочка сексуально возбужден сейчас, когда он держит вас?”, и порой в результате этого у клиента возникает такое “воспоминание”, и тогда они заявляют, что обнаружили воспоминание о насилии в ходе гипноза.

Если честно, для проявления этого феномена не требуется ни формальный гипноз, ни гипнотическая регрессия. Часто все, что требуется, это уязвимый клиент в состоянии замешательства, и терапевт в поиске информации при помощи наводящих вопросов. Все это правда, но также правда и то, что травматические воспоминания действительно могут подавляться, и пробуждаться впоследствии и в сеансах гипноза, и вне формальных гипнотических сессий. Другими словами, можно пережить насилие, подавить воспоминания на годы, а потом вспомнить. Тем не менее, учитывая сказанное, даже если подавленное воспоминание о насилии всплывает много лет спустя, необязательно оно будет правдивым или точным. Практически невозможно выяснить, насколько оно соответствует действительности.

Обсуждение помогло Альфреду успокоиться, и я завершил эту сессию так: “Не знаю, произошло ли с тобой это насилие или нет, но кажется, что твое бессознательное считает, что мы разрешили нечто весьма ощутимое. Если это эмоциональное очищение поможет тебе в решении твоей проблемы — это единственное, что имеет значение, так ведь?”. Альфред согласился.

Когда он пришел опять и сообщил, что гипнотическая регрессия вообще ему не помогла, я был разочарован. Он все еще испытывал сложности с публичным мочеиспусканием. Когда клиенты сообщают о таких ситуациях, я воспринимаю это как сигнал, что нам не удалось обнаружить первое событие, с которым связана проблема, или что мы недостаточно полно отпустили негативные эмоции в тех воспоминаниях, с которыми работали. 

Также возможно, что дело было во вторичных выгодах, но больше я не начинаю свою работу с клиентами, применяя техники работы с частями. Я почти всегда стараюсь разобраться с воспоминаниями, связанными с состоянием, которое поддерживает проблему, прежде чем приступать к работе с частями или вторичными выгодами. 

Так что вот вам еще одна подсказка от автора этих строк. Сначала активируйте состояние, которое поддерживает симптом, заболевание или поведение. Используйте это состояние как аффективный мост назад во времени, к самому первому воспоминанию/реконструкции. Помогите клиенту рефреймировать его, переобучиться, и опустите старые негативные эмоции во всех связанных событиях.

Если вы уверены, что все это уже и так сделали, значит, возможно, есть нечто в настоящем времени, что поддерживает симптомы: какая-то польза, которую клиент получает от симптома, в результате чего он не желает исцеляться. В этот момент уместно поработать с частями. Единственный случай, когда я начинаю с работы с частями, это когда какая-то “часть” препятствует работе с состояниями.

Помните, что хотя и есть некоторое неврологическое и физиологическое обоснование концепции частей личности, это всего лишь концепция и просто способ воспринимать и думать о происходящем. Так что используйте его, если клиент говорит “одна часть меня хочет X, а другая при этом хочет Y”, но не начинайте верить в эту концепцию подобно многим людям. Как любит говорить Джон Гриндер, работа с частями может быть очень полезна, пока вы не начинаете в них верить. 

Стоит помнить еще кое-что. Вы можете разобраться со всем, что касается гнева, но могут оставаться и другие эмоции, с которыми тоже придется разобраться, чтобы добиться полного решения. 

Еще один транс, еще одна регрессия, и снова всплывает это “никакое” ощущение, и мы заканчиваем точно там же. Нет никаких более ранних воспоминаний, нет других эмоций, все кажется довольно чистым. 

Повторив прощение и переобучение, дав ему снова побыть своим отцом и самим собой, я надеялся, что нам удалось интегрировать все, что нуждалось в интеграции. Мы закончили на репетиции, в которой он расслабленно и спокойно мочится в общественном туалете. 

Альфред знал, что это был его выбор — или решить все в гипнозе, или вернуться к предписанию и пойти более сложным путем. Через пару недель я получил от него смс, в котором он написал, что он разочарован результатами и завершает терапию. Очевидно, это был один из тех ограниченно успешных случаев, в котором нам удалось достичь некоторого прогресса, но полного решения мы не добились.

Мудрствования о прошлом

Оглядываясь на этот опыт, чему-то я, черт подери, должен был на этом научиться? Если поразмыслить, я должен был продолжать работать с предписаниями. Стоило бы заставить его продолжать их выполнять, раз уж это способствовало прогрессу. С другой стороны, я чувствовал, что предписание он не завершит. В этот момент он откликнулся на предложение транса. Я уверен, что в первых сессиях он бы так не поступил. 

Причина, по которой я пошел путем регрессии, в том, что я полагал, что если мы найдем и активируем состояние, которое поддерживает проблему, мы сможем рефреймировать все связанные с ним воспоминания, тем самым разрешая проблему. В работе с людьми я предпочитаю такой способ.

Возможно, вам интересно, почему я не стал так делать с самого начала. Все просто — он был не готов. Я сделал несколько скрытых тестов, но он на них не отреагировал. Так что моя стратегия была сделать для него транс легким путем, по сравнению с трудным предписанием, а если он не согласится, продолжить выполнение предписания.

В свете всего этого, я не уверен, что можно было бы сделать иначе. По крайней мере, мы добились терапевтического результата, пусть даже и не во всем, что хотели. Но я еще раз убедился в том, что уже знал: важно, чтобы клиент имел чувственный опыт переживания проблемы и готовность присвоить себе проблему. Для тех из вас, кто практикует гештальт-терапию, в которой техника пустого стула применяется часто, замечу, что в ней есть ловушка, в которую можно легко попасть. Когда клиенты взрываются гневом и до смерти забивают подушки, зачастую они вообще с гневом не в контакте. Просто одни люди подавляют эмоции до тех пор, пока будут вообще не в состоянии сознательно их ощущать, а другие убегают от эмоций, создавая избыток драмы. Когда они лупят подушки и изображают ярость, в действительности они уже не чувствуют эмоции и не присваивают опыт. Я довольно скептично настроен к работе с пустым стулом. Поощрять людей эмоционировать, создавать драму, проецировать эмоции на каких-то мертвых родственников и играть жертву, находясь в глубоком гипнозе — не самая лучшая идея. Так что если вы собираетесь использовать такую технику, убедитесь, что клиенты ощущают свои эмоции, присутствуют с ними, а не просто проецируют наружу. Даже на последней сессии мой клиент продолжал рассказывать, как некоторые ситуации “заставили” его страдать при публичном мочеиспускании. Что ж, по крайней мере теперь он может это делать.

Глава 6. Гаральд-астматик

Гарольд был парнем лет сорока, с сильной аллергией на кошек и астмой. Он не был таким диссоциированным, как другие описанные здесь люди, но он был скептично настроен в принципе.

Первая сессия с Гаральдом

В первой сессии он хотел поработать с аллергией. Мы начали с обычной предварительной беседы (подготовки к гипнозу), чтобы выяснить его ожидания, убедиться в готовности и стереть любые страхи или недопонимания, которые у него могли бы быть. Вслед за предварительной беседой мы сделали быстрое наведение, с последующей попыткой проявить чувство, обуславливающее аллергию.

Пока мы обсуждаем аллергии, хочу сказать, что я работаю с ними так же, как и с глубоко укоренившимися страхами. Я полагаю, что аллергии — это просто ассоциации с каким-либо травматическим опытом. Например, кто-то переживал сильное горе, и в это время в воздухе было много цветочной пыльцы. Зачастую это выражается в аллергической реакции. Потом, когда в воздухе оказывается пыльца, бессознательное и иммунная система сигнализируют о необходимости выйти из ситуации, создавая аллергическую реакцию.

Несмотря на то, что некоторые люди вообще не склонны к аллергии, какие-то вещества и явления кажутся более аллергенными (пыльца, определенная еда, кошачья шерсть), а какие-то — менее, поиск и освобождение эмоций, стоящих за аллергией, чудесным образом устраняет аллергическую реакцию.

Раньше я использовал технику лечения аллергий Роберта Дилтса. Это паттерн, в котором используется якорение для переобучения иммунной системы, и шестишаговый рефрейминг, чтобы разобраться со вторичными выгодами. Она давала высокие шансы на успех, особенно в случае, когда известен точный аллерген, и когда у человека одна или несколько конкретных аллергий. Несмотря на первоначальные успехи, со временем увеличилось число людей, которые пересоздали свои аллергические реакции. Оно стало слишком велико для человека, который работает по системе “нет результата, нет оплаты”.

А если приходил человек, у которого много аллергических реакций и переутомленная иммунная система, я редко получал какие-то стоящие результаты.

Также я должен отметить, что мои навыки в Терапии Линии Времени™ не особо помогли мне в этом случае. Хотя она чудесно работает в тех случаях, когда сознанию была известна эмоция, этот процесс может легко превратиться в интеллектуальное левополушарное упражнение, а это именно то, чего мы пытаемся избежать.

Возвращаясь к сессии с Гаральдом, вот что произошло после наведения и глазного теста на внушаемость.

Йорген: У вас внутри есть ощущение, которое вам не нравится… Чувство, которое связано с тем, как вы развили аллергию на кошек и собак… Вы пытались бежать от него, заглушать его лекарствами… Пришло время встретиться с ним.

И после теперь уже печально известного счета от одного до пяти… 

Гаральд: Я ничего не чувствую, просто пустота. 

Этот ответ может показаться схожим с тем, что я получил от Альберта, но вообще-то он другой. Гаральд был в трансе, но будто бы закрылся или сгладил реакции, когда я попытался вызвать чувства, связанные с аллергиями. Когда такое происходит, а время от времени это случается, я перехожу к работе с частями.

Йорген: Откройте глаза, нам нужно поговорить… Потому что вы нуждаетесь в защите. ТЫ, бессознательное Гаральда, пытаешься защитить Гаральда от боли, не позволяя ему прикоснуться к эмоциям и воспоминаниям, связанными с его аллергией. Твое намерение позитивно, но подавление этих старых эмоций не полезно для тела, а он в состоянии с ними справиться.

Он через это уже проходил, и тогда у него было куда меньше ресурсов, чем сейчас.

Йорген: … И полученный из тех событий и воспоминаний опыт защищает его… Так что обнаруживая, в чем ты нуждаешься, ты получишь всю необходимую защиту. Соизволишь ли ты, бессознательное Гаральда, поддержать нас в том, чтобы мы защищали Гаральда здоровым и зрелым образом?

Гаральд был все еще под гипнозом и кивал, пока я говорил, так что я знал, что его бессознательное в деле.

Мы снова выполнили наведение транса и счет до пяти, и у него появилось сильное чувство печали. После того, как мы отследили его назад во времени, Гаральд оказался в ситуации, когда он нашел своего дедушку мертвым. После того как мы очистили это и другие связанные воспоминания от печали, его аллергии прошли.

Вторая сессия с Гаральдом

Через несколько месяцев Гаральд вернулся для второй сессии. Он был изумлен и счастлив от того, что его старые аллергии исчезли. Он проверил это во многих ситуациях, и все получилось прекрасно. Вообще никаких симптомов!

В этот раз он хотел поработать со своей астмой. Тот факт, что ему удалось отпустить свои аллергии, открыл его разум к возможности, что мы сможем что-то сделать и с его астмой. Он всегда рассматривал астму как физическую проблему, но, поразмыслив, он понял, что в ней есть и психологический компонент.

Например, каждый раз, когда он отправлялся кататься на велосипеде, он брал с собой ингалятор и держал его в кармане. Несмотря на то, что он хорошо себя чувствовал во время поездок, если он вдруг обнаруживал, что забыл взять ингалятор, этого открытия было достаточно, чтобы спровоцировать приступ астмы.

Эта информация дала мне прекрасный проход и идеальный контекст, чтобы помочь ему устроить приступ астмы у меня в офисе. Моя стратегия работы с астмой несколько отличается от метода работы с аллергией. Когда я работаю с аллергией, я пытаюсь активировать внутреннее чувство, имеющее отношение к аллергической реакции. В случае с астмой моя задача — сделать так, чтобы клиент испытал приступ астмы, и затем использовать его как аффективный мост назад во времени, чтобы выяснить, с чем он был связан. 

При этом я также заметил, что аллергии часто запускают и астму. Так что устранение аллергий позволило многим моим клиентам перестать принимать препараты против астмы и жить без симптомов, не работая с астмой напрямую.

Но не в случае Гаральда, поскольку аллергии ушли, а вот астма пока нет. Поразительно, но в этот раз случилось то же самое, что и в прошлый. После быстрого наведения транса через резкий сброс ладони я попросил его вспомнить ситуацию, когда он не обнаружил ингалятор. Я заставил его войти в образ, сделать его больше и ярче, выкрутить погромче звуки и сделал внушение, что когда я досчитаю до пяти, случится астматический приступ. Ничего не произошло. Прямо как в тот раз. Я предложил ему открыть глаза и сделал такой же рефрейминг с частями.

В этот раз, после наведения он выдал ОЧЕНЬ сильный приступ. Его истоки оказались в возрасте 18 лет, когда у него впервые случился приступ астмы. Он был за рулем машины, которую взял у кого-то, и попал в пробку в час пик, где не было возможности выйти из машины. Он был простывшим, и ощути сильную аллергическую реакцию. Оказалось, что машина, полная собачьей шерсти и сильная простуда — не самая лучшая комбинация. Ему стало трудно дышать, он запаниковал и развил астматический приступ.

Мы попытались пройти дальше в регрессии во времени, но попали в тот же возраст и в то же воспоминание в машине. Видимо, остальное мы почистили во время работы с аллергией. В этот раз мы также провели рефрейминг воспоминаний обычным способом.

После некоторых тестов мы снова провели быстрое наведение и попытались воссоздать приступ астмы. В этот раз он не смог этого сделать. Перед тем как начать, я попросил его бессознательное воссоздать астму, если там есть еще с чем поработать, и не делать этого, если мы сделали все, что нужно. Это стало неплохим убедителем для его сознательного разума. Полчаса назад он устроил себе приступ астмы при помощи собственного разума, а теперь сделать этого он уже не смог. 

Он покинул мой кабинет убежденным, что случилось нечто важное. Такой чувственный опыт очень важен в трансформационной работе. Как только клиент понимает, что он может выбрать создавать себе приступ астмы, он может выбрать больше его не создавать. 

Для большинства клиентов оказывается недостаточным просто сказать им, что он сами выбирают их симптомы. Им нужно ощутимое переживание, когда они создают их, а затем выбирают этого не делать. Например, недавно я работал с чрезвычайно аналитичным парнем, страдавшим от различных страхов и панических атак. Он прошел много всякой терапии, особенно когнитивно-поведенческой, и научился бросать вызов своим искаженным паттернам мышления. Он заставлял себя попадать в разные контексты, в которых он бы чувствовал страх. Как только он вошел в кабинет, я сказал ему следующее:

“Ты научился бросать вызов своему мышлению и бросать вызов себе, делая те вещи, которые делать тебе страшно. Это здорово! Теоретически ты знаешь, как нужно думать, НО, ты все еще чувствуешь страх. В результате логически ты думаешь одно, а чувствуешь другое, как будто способ мышления, которым ты научился думать, не особо-то влияет на то, что ты чувствуешь. Так что ты многое приобрел, зная, что можешь справиться с собой несмотря на страх, и делаешь это, но каждый раз это происходит через напряжение. Так или нет?”

Он засиял, как рождественская елка, и сказал: “Все именно так!”.

Дорогой читатель, ты видишь, к чему все идет?

Затем я спросил его, чувствовал ли он хоть раз страх в кабинете терапевта, пока работал над своим искаженным мышлением. Весьма предсказуемо, что ответом было “НЕТ”. Я сообщил ему, что для того, чтобы терапия была эффективной, страх должен быть активен в теле, во время того как клиент меняет свои паттерны мышления. 

Это немного похоже на тренировки по самозащите и боевым искусствам. Дело не только в том, что большинство техник неэффективны, но к тому же в большинстве школ и систем сами тренировки — полный отстой. А отстой они потому, что происходят в контролируемом окружении покоя и сотрудничества — никакого стресса, адреналина или страха. В результате ученики получают замечательный навык прекрасно исполнять все, что требуется, в таком окружении. Вот только навыки хореографии, практикуемые в контролируемом окружении не готовят вас к шоку, всплеску адреналина, проблемам с дыхалкой и встрече с дикой энергией социопата, который собирается отрезать вашу голову. Вам очень повезет, если вдруг произойдет перенос навыков между состоянием, где вы тренируетесь, и тем состоянием, в котором вы окажетесь в реальном противостоянии. 

Чтобы навыки были доступны во время сильного стресса, они должны отрабатываться именно в таком состоянии, симулируя реальные условия настолько близко, насколько это возможно. То же самое справедливо для внутренней работы. Работая над искаженным мышлением относительно страхов, вы должны активировать страх в теле. Если вы сможете это сделать, результаты будут.

Йенс (парень из КПТ) все понял, и я сказал ему, что мы получим феерические результаты, если он будет ощущать страх в теле, пока мы работаем. Справедливости ради нужно сказать, что его предыдущий терапевт пытался дать ему прикоснуться к страху через различные техники воображения, но парень был слишком аналитичным для таких приемов.

После быстрой диссоциации сознания/бессознательного, я объяснил его бессознательному, что мы собираемся делать. Непроизвольный кивок его головы показывал, что босс на нашей стороне. С такими сверханалитичными клиентами вроде Йенса не стоит делать наведение через прогрессивную релаксацию или техники с воображением. Дело не в том, что они не могут уйти в состояние гипноза, просто они не очень хорошо реагируют на стандартные приемы вроде релаксации, когда людям в стомиллионный раз предлагают расслабиться и воображать всякие штуки. К сожалению, это единственные инструменты, которые знают многие гипнотерапевты.

Вместо этого мы использовали быстрое наведение через проваливание ладони. Оно короткое, легкое и не дает этим чертовым аналитикам времени на попытки что-то проанализировать. Йенс отправился в состояние глубокого гипноза и в этом состоянии мы создали сильную паническую атаку, и отправились в регрессии прямо к ее источнику, чтобы рефреймировать воспоминания, связанные с этим состоянием. Поскольку Йенс был великим перфекционистом, которому все надо было делать идеально, ему было дано указание отправляться восвояси, и до следующей сессии сделать пять вопиюще неправильных вещей. Ему нужно было сделать это с абсолютным совершенством, так, чтобы никто не мог даже заподозрить, что он облажался намеренно.

Позже мы провели еще одну сессию, и когда последний раз он сообщал о себе, все было замечательно. Так, если вы думаете, что я уже забыл про Гаральда, вовсе нет. В тот вечер он прислал мне СМС. Он поехал кататься на велосипеде без лекарств, без ингалятора, и, к его удивлению, без всяких симптомов.

Третья сессия с Гаральдом

Прошло около шести месяцев, когда Гаральд вновь напомнил о себе. Когда он мне позвонил, он был весьма уставшим, потом что много работал и мало отдыхал. У него были симптомы гриппа и простуды, и это продолжалось уже несколько недель. Во время большой нагрузки и простуды вновь стала проявляться аллергия и его астматические симптомы. Сейчас они были куда легче, может, процентов 15 – 20 от того, что было раньше. До того, как мы договорились о новой сессии, Гаральд согласился взять небольшой отпуск и медитировать дважды в день по меньшей мере две недели.

Я сказал Гаральду, что он хорошенько постарался, работая над своим исцелением, и что есть еще нечто, что осталось… нерешенным… нечто, напрямую связанное с его вновь возникающими симптомами. Еще одно быстрое наведение, еще регрессия, и в этот раз мы попадаем в поздний подростковый возраст. Снова привычным методом очищаем воспоминания и после сессии симптомы исчезают. С тех пор, насколько я знаю, у него больше не было ни аллергии, ни астмы.

Этот случай иллюстрирует факт, что возвращение симптома — это не провал. Лучше всего относиться к этому так: некое событие в жизни человека пробудило что-то еще не решенное внутри него, с чем теперь предстоит разобраться. Все что требуется делать — активировать любые состояния, которые управляют симптомами, до тех пор, пока управлять ими станет нечему.

Глава 7. Случай сильного шумах в ушах

Габриель позвонил мне, прочитав об успешном исцелении аллергии, которое я провел вживую по просьбе местной газеты. Он жаловался на постоянный и часто весьма сильный звон в ушах. Он создал себе такой шум лет за десять до нашего разговора, сразу после того, как отменил антидепрессанты, которые ему предписал врач. Он принимал их, чтобы справиться с несколькими паническими атаками, которые происходили на работе.

Я стал прощупывать, что произошло в его жизни до того, как у него появились эти панические атаки, но ничего от Габриеля не добился. Сама идея, что была какая-то связь между его занятиями в то время и паническими атаками, его совершенно не занимала. Очевидно, что Габриель не верил в то, чем я занимался, но к этому моменту он уже достаточно отчаялся, чтобы пробовать что угодно.

Первая сессия была просто катастрофой. Когда я работаю со звоном в ушах, я делаю быстрое наведение и вызываю чувство внутри человека, которое имеет отношение к этому звону. Те же старые добрые методы, что и с аллергией, и астмой, и любой другой проблемой. Шум в ушах — непростая штука. У меня было несколько так называемых “спонтанных ремиссий”. Чаще всего мне удавалось помочь клиентам улучшить ситуацию, иногда значимо, иногда не так сильно. С шумом в ушах у меня не так много опыта, а большинство успешных случаев произошли, когда люди приходили чтобы решить какую-то другую проблему, часто это было что-то связанное со страхом. Когда мы разрешали эту проблему, спонтанно у них улучшалась и ситуация с шумом в ушах.

Габриель стал сопротивляться наведениям через проваливание ладони, а также наведениям через замешательство и метафорическим индукциям. Он не проявлял никаких чувств. Очевидно, что он не шел временную регрессию, а еще заявил, что вообще не в состоянии видеть образы.

Для тех из вас, кто изучал гипноз Элмана, ответ “Да”. Я провел долгую предварительную беседу, направленную на создание ожиданий и устранение недопониманий и страхов, но безо всякого результата. Я чувствовал, что сессия прошла настолько плохо, что я сказал Габриелю, что не смогу ему помочь. Я сказал ему уйти и ничего не платить.

Габриель со слезами на глазах умолял меня ему помочь: “Ну разве ничего нельзя сделать?”. Мне нравился Габриель. Он казался искренним и честным, но на мои методы он не откликался. Я подумал про себя: “Черт подери, почему бы и нет?”. Я хотел помочь этому парню, и даже несмотря на то, что я совершенно застрял, я мог бы чему-то на этом научиться.

За пару недель до встречи с Габриэлем я работал с еще одним сверханалитичным клиентом по имени Арне, который хотел, чтобы я помог ему исцелить аллергии и астму. Те же яйца, только в профиль. Несмотря на все мои усилия, мне не удалось вызвать рабочее состояние гипноза или хотя бы просто привлечь внимание его бессознательного. Так что я решил поступить иначе. Я положил лист бумаги на пол, и попросил Арне увидеть себя там, в воспоминании о самом сильном приступе астмы, который с ним случался. Арне хорошо удавалось видеть образы, так что он последовал указанию. Затем я попросил его встать на листок, закрыть глаза и ассоциироваться с воспоминанием. Естественно, моим намерением было заставить его воспроизвести астматический приступ. Как вы уже наверное догадались, не произошло вообще ничего.

Если вы бывали на семинарах Джона Гриндера по Новому Коду НЛП (детальные инструкции по Новому Коду приведены далее в этой главе), вы узнаете, что мы сделали первый и второй шаг единого формата изменений Нового Кода. Позвольте дать вам пару подсказок для сложных ситуаций. После того как клиент выбрал проблемный контекст (шаг первый), а затем вошел в галлюцинируемый контекст (шаг второй), если на втором шаге он не получает достаточно сильного контакта с чувствами, то это все без толку.

Я сказал Арне, что мы сыграем в игру. Она называется Алфавит (подробнее о ней в следующей главе), и ее задача — создать состояние высокой продуктивности, в котором бессознательное может подбирать нужные ресурсы в том контексте, который выбрал клиент.

Третий шаг состоит в том, что мы предлагаем клиенту войти в выбранный контекст в высокопродуктивном состоянии. Если сделать все как следует, то к сенсорным репрезентациям, раньше вызывавшим старые проблемы, теперь будет присоединено состояние высокой продуктивности.

Следует учитывать две вещи. Качество вашей интервенции будет определяться качеством состояния, которое вы создадите во время игры. И еще, чем более реальным вы можете сделать галлюцинируемый контекст, другими словами, чем сильнее чувства клиента, тем сильнее будут изменения.

Арне был спортсменом, так что у него получилось создать весьма приличное высокопродуктивное состояние. Вообще, мне куда больше нравится термин “состояние потока”, так что в дальнейшем я буду пользоваться им. Перед тем как мы начали играть, я сообщил ему о том, что моим намерением, когда он заново вошел в контекст, было сделать этот контекст как можно более реальными. Другими словами, вызвать приступ астмы. Если у нас это не получится, то результатов не жди.

В этот раз у нас получился небольшой приступ, когда он заново вошел в контекст. Я дал внушение, что эти ощущения начнут увеличиваться по мере того как я считаю от одного до пяти, а затем мы использовали их как аффективный мост в прошлое, чтобы обнаружить первое связанное с ними событие. Обратите внимание, чтоя говорю “связанное с ними”, а не “вызвавшее их”. Это важное различие!

Он добрался до реконструкции ситуации из четырехлетнего возраста. Мы сделали все как обычно, чтобы помочь ему исцелиться. Когда Арне пришел на вторую сессию, он заявил, что и астма и аллергии все еще присутствуют, но аллергии теперь куда слабее, чем раньше. С астмой тоже стало легче.

Я спросил у него, когда за прошедшую неделю у него были самые сильные симптомы. Работали по-старому — пространственный якорь для контекста на полу, играли в Алфавит, пока он не вошел в хорошее состояние потока и отправили обратно в контекст. Его грудь сжалась, дыхание стало более зажатым. Мы провели возрастную регрессию и оказались в том же месте, что и раньше. Это явный признак, что в прошлый раз мы с этим до конца не разобрались.

После этой сессии я не слышал ничего от Арне, так что я понятия не имею, каковы в итоге были результаты. Я бы предположил некоторое улучшение, но точно не ремиссию или исцеление.

И все же я был в восторге от того, что нам удалось сделать. До этого я никогда не думал использовать игры Нового Кода для гипнотической регрессии, особенно для парня, который вообще не откликался. С этого раза я неоднократно использовал игры Нового Кода для регрессии, и чаще всего это прекрасно срабатывало. Я получил еще один инструмент работы с моими любимыми аналитиками. Поверьте, каждый раз когда такое происходит, я доволен как слон.

Как вы могли догадаться, я проверил это и с Габриэлем, но без толку. Иногда движения и игры, активирующие физиологию человека — это прекрасный способ попасть в рабочее состояние для тех людей, кто просто не реагирует на “ментальный” подход, но с Габриэлем это не прокатило. Он просто не входил в рабочее состояние потока при использовании игр “Алфавит” и “НАСА” (еще одна игра Нового Кода, о которой я расскажу в следующей главе). Так что я отправил его домой практиковать “Алфавит”, надеясь, что немного практики, особенно в контексте, где от него ничего особо не требуется, пойдет ему на пользу. Если вы уже понадеялись на успех — на пользу не пошло. Поскольку я вообще не понимал, что можно сделать, чтобы ему помочь, моя собственная фрустрация росла. В один из дней вдруг, внезапно, посреди медитации возникла идея: “Почему бы не сделать так, чтобы он смоделировал кого-то, кто хорошо работает в гипнозе?”.

Моя сестра была дома, отдыхая от своей учебы по биологии, так что я попросил ее помочь. Я пару раз ее использовал в качестве актрисы с клиентами, и она хороша в гипнозе. Так что я загипнотизировал ее, чтобы она загипнотизировала его, когда он придет в следующий раз. Пока Карине (моя сестра) ожидала в другой комнате, я снова попытался загипнотизировать Габриэля, зная, что он будет сопротивляться всему, что я делаю, но это было именно то, что мне требовалось. Я хотел чтобы все его сопротивление было связано со мной и со стулом, в котором он сидел. Через некоторое время я переместил его в другой стул, а Карине вошла в комнату, будучи в глубоком трансе. Разве он мог сопротивляться тому, чтобы его загипнотизировала молодая привлекательная женщина, сама находившаяся в приятном трансе?

Она подстроилась и зеркалила его, чтобы затащить его в свой транс. Она подстроилась по ритму дыхания и постепенно соскальзывала в транс, чтобы он последовал за ней.

Габриэль начал реагировать, но лишь немного, ничего значимого, лишь небольшие признаки, что он чуть откликнулся.